Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы

Первое: как можно было достичь хозяйственных успехов – а они, по словам Сталина, «действительно огромны», – если всей хозяйственной работой страны руководили шпионы, вредители и диверсанты?

Либо успехов не было, либо народным хозяйством руководили настоящие большевики-ленинцы, а никакие не «троцкистские диверсанты».

Второе: можно ли упрекать руководителей народного хозяйства в том, что для них успехи дела «были началом и концом всего»? Ведь именно успех дела и определяет истинного ленинца, а никак не трибунная болтовня.

«Сталин. Успех за успехом, достижение за достижением, перевыполнение планов за перевыполнением – порождает настроения беспечности и самодовольства: “Странные люди сидят там в Москве, в ЦК: выдумывают какие-то вопросы, толкуют о каком-то вредительстве, сами не спят, другим спать не дают”».

Сталин невольно – и это кажется мне весьма странным, ведь такой опытный интриган, – подставился: тут-то бы ему и рассказать о вредительстве, привести примеры, выложить на стол факты. Почему же он не сделал этого? Где доказательства вредительства? Каковы суммы ущерба, причиненного народному хозяйству «диверсантами» с дореволюционным партийным стажем, прошедшими тюрьмы, каторги, ссылки?

Фактов не было.

Сталин нагнетал истерию подозрительности, без которой невозможен Большой Террор.

Впрочем, он аккуратно страхуется, обязывая соответствующие службы «принять необходимые меры, чтобы наши товарищи имели возможность знакомиться с целями и задачами, с практикой и техникой вредительско-диверсионной работы»…

А ну бы самому – дать хоть один пример! В предыдущих выступлениях Сталин был горазд на примеры, подтверждающие правильность его слов… Нет, он знал правду, он – тогда еще – допускал, что кто-либо из ветеранов мог обвинить его в подтасовке и лжи, поэтому «факты» он требует у «служб» – есть на кого свалить вину в случае, если его ложь будет раскрыта.

(Друзья-врачи рассказывали мне – это, впрочем, надо перепроверять самым тщательным образом, – что психиатр Бехтерев, приглашенный на консилиум к Сталину в 1927 году, выходя из кабинета, бросил одному из своих помощников: «Паранойя».

Вскорости Бехтерев и его жена умерли…

В одной из моих книг герой предлагает тщательное исследовать возможного лидера – не является ли он психопатом; относилось это к иной стране, иному лидеру, но постановка такого рода вопроса никогда не потеряет актуальности – в том случае, если речь идет о государстве, где попрана демократия.)

«Настоящий вредитель, – аккуратно замечает Сталин, – должен время от времени показывать успехи в своей работе… Я думаю, вопрос этот ясен и не нуждается в дальнейших разъяснениях… Теория о “систематическом выполнении хозяйственных планов” есть теория, выгодная для вредителей»…

Я убежден, настало время напечатать стенограмму этого Пленума ЦК. Иначе попросту невозможно понять происходившее. Что это – массовый психоз, объявление войны логике, памяти, человечности, чувству самосохранения, наконец? Что там происходило?! Отчего логическому безумию не был противопоставлен здравый смысл?!

Как можно было генеральному секретарю и «творцу нашего счастья» всерьез утверждать, что «под шумок болтовни о стахановском движении» некто отводит «удар от вредителей»?! Кто именно? Серго? Кто болтал о стахановцах? Как можно было столь пренебрежительно, по-барски, говорить о качественно новом почине, у истоков которого стоял именно Орджоникидзе?!

Порою, однако, меня не оставляло ощущение, что с речью выступал действительно тяжелобольной человек.

Судите сами: Сталин, например, утверждал, что «необходимо разбить и отбросить гнилую теорию, что у троцкистских вредителей нет будто бы больше резервов, что они добирают будто бы свои последние кадры. Это неверно, товарищи. Такую теорию могли выдумать только наивные люди».

Кто эти «наивные люди»? Серго?

«Сталин. У троцкистских вредителей есть свои резервы. Они состоят прежде всего из остатков разбитых эксплуататорских классов в СССР».

…Стоит только почитать Троцкого (а его надо б издать – объективности ради), чтобы стало ясно: никто из «эксплуататоров», тем более разбитых, за ним не пошел бы! Как они могли пойти за автором «перманентной революции» и военно-бюрократического, «приказного» социализма?!

Словно бы забыв о том, что он говорил в докладе, Сталин в своем заключительном слове утверждает прямо противоположное: «Вспомните последнюю (!) дискуссию в нашей партии в 1927 году… Из 854 тысяч членов партии голосовало 730 тысяч… Из них за большевиков голосовало 724 тысячи членов партии, за троцкистов – 4 тысячи членов партии, то есть около полпроцента… Вот вам вся сила господ троцкистов. Добавьте к этому то, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил…»

После этого взаимоисключающего противоречия я решил, что действительно имею дело с явным образчиком паранойи.

Затем, однако, посидев над текстом сталинской речи и заключительного слова еще и еще раз, я понял, что это не паранойя (или, точнее, не только паранойя).