- Пожалуйста, поднимитесь в номер и постучите в дверь.
- Я посмотрел у себя, сэр. Ключ здесь, сэр. Прошу простить меня, сэр...
Опустив трубку, Эд почувствовал, как жарко в этом стеклянном колпаке.
- Все в порядке? - спросила мадам Тань, когда он вышел.
- В полном, - ответил он. - Пошли посидим еще немного, а?
- Нет того, куда вы звонили?
- Что-то я устал, Тань. Пошли сядем.
- Все европейцы устают оттого, что не знают, чего хотят.
- Я американец.
- Это не важно. Вы - белый.
- В общем, верно. А чего хотите вы?
- Спокойствия.
- Хотите выпить?
- Нет, спасибо.
- Закройте колени, у вас слишком красивые ноги.
- Я думала, что надо закрывать плохие ноги.
- Простите, Тань, - сказал Эд, - мне надо еще раз позвонить.
Он набрал номер аэродрома.
- Хэлло, это Эд.
- Хэлло.
- Журналистки улетели или остались ночевать?
- Несколько человек только что улетели в Бангкок.
- Сара Стюарт улетела, не помнишь?
- Твоя жена?!
- Однофамилица.
- Рейс отправлял Кегни.
- Спроси его, а?
- А он уехал.
- Ты не заметил - там была такая черная женщина? Голубоглазая, черная, высокая женщина?
- Черт их знает... Я их видел со спины, отсюда, из будки. У нее большой зад? Там была одна с задом громадным, как ракетодром.
- Нет, - ответил Эд, - у той ничего патологического.
- По-твоему - здоровый зад это патология?
- Нет, ну все-таки, - ответил Эд.
- Кажется, высокая черная женщина улетела...
Стюарт вытер со лба пот и медленно положил трубку на рычаг.
"Дура, - подумал он. - Истеричная дура. Конечно, она улетела! А что ей оставалось делать? Она прилетела ко мне, а я даже не позвал ее к себе. В конце концов она могла бы понять меня: я искал этой войны, чтобы найти в себе силу, а она отняла у меня последние силы. Она никогда не хотела понять меня: она живет по таблице умножения, интегралы не для нее. Ну и пусть... Пусть пеняет на себя..."
В дверях Эд столкнулся с Лэсли.
- Хэлло, Эд, - сказал он, - у твоего второго пилота сегодня великолепная женщина.
- Да? - рассеянно переспросил Эд. - Молодец. Ты куда - спать?
- Нет. Мы бомбим то же место, где катаетесь и вы.
- Ночью бомбить там с "фантомов" бессмысленно.
- Смысл не в том, чтобы разбомбить, а в том, чтобы попугать чарли, ответил Лэсли. - Пока, Эд.
- Счастливо...
02.44
Степанов и Кемлонг возвращались в пещеры.
- Ситонг, наверное, ищет меня.
- Нет. Он пошел на могилу. Он всегда заворачивает сюда, чтобы зайти на могилу.
- Какую могилу?
- Здесь убили его жену. Диверсанты во время бомбежки стреляли в людей из леса. Она должна была через месяц родить ребеночка.
"Когда есть дети, - вспомнил он слова Ситонга, - не страшно умирать: на земле останется твое семя".
- А ее брату, - продолжала Кемлонг, - оторвало руку, а он художник. И он теперь не может рисовать. - Кемлонг улыбнулась: - В детстве наши родители договорились, что я стану его женой.
- Почему же не стала?
- А мы не любим друг друга. Мы просто дружим. Он всегда шутит надо мной.
- Он тоже живет здесь?
- Да. Хотите, сходим к нему? У него красивые рисунки.
- Очень хочу.
И снова - без всякого перехода - из тишины вырвался рев самолета. Кемлонг и Степанов упали на землю; раздались близкие взрывы, и самолет начал набирать высоту.
- Фосфор, - сказала Кемлонг, поднимаясь на локтях. - Слышите? Фосфор...
Степанов быстро поднялся: неподалеку, возле пещер, густо белело, словно на утренней осенней тяге вдоль озера стелился плотный туман.
Мимо Степанова пробежал монах Ка Кху.
- Там в пещере дети! - крикнул он. - Там ясли для малышей!
Степанов ринулся туда, обогнав монаха. Споткнувшись возле пещеры, он упал в белый туман, горло его сдавил спазм, и глаза защипало. Он рассек ладонь, сильно ушиб колено, но рывком поднялся и побежал в пещеру, кашляя надрывно и сухо.
Фосфор засасывало в пещеру, словно в вытяжную трубу. Он стелился по полу. Две женщины в белых халатах, Ситонг и Ка Кху то и дело опускались в этот белый, удушающий, плотный туман и поднимали с нар маленьких детишек. Степанов тоже опустился на колени и нащупал в этом плотном, удушающем, тяжелом тумане двух недвижных детей. Он поднял их, прижав к груди. Сначала дети были недвижные по-прежнему, но, глотнув свежего воздуха - тяжелый фосфор не поднимался наверх, - они забились в пронзительном крике.
В пещере стоял страшный, пронзительный детский крик: квадратные рты детей, синие губы, набухшие веки, серые слезы, катившиеся по впалым щекам, - все это было нереальным из-за происходившего ужаса. На груди Ситонга болтался транзисторный приемник. Передавали концерт джазовой музыки; когда кончился твист, раздались аплодисменты и смех далеких людей, сидевших в концертном зале. Степанов побежал с детьми к выходу из пещеры, но Кемлонг крикнула:
- Нельзя! Обратно! Они сейчас будут кидать бомбы!
Кемлонг тоже опустилась на колени и начала ползать по пещере, ощупывая нары; но всех детей разобрали, и поэтому Кемлонг вытащила из белого дыма пеленки и одеяльца.
- Они фосфором выгоняют людей под бомбы из пещер, - сказала она, прижимая пеленки и одеяла к груди.
Чтобы унять дрожь, Степанов прижался спиной к стене пещеры.