Он уходя спросил

– Докладывайте о продвижении дела, – велел мне на прощание Воронин и, не дожидаясь, когда я удалюсь, уткнулся в бумаги.

VII

Помощник меня не подвел.

Когда я вышел на улицу, позади воронинского «паккарда» уже стоял мой скромный автомобиль. Рядом вертел хвостом Видок. Положил лапы на капот, лизнул фордовскую эмблему. Видок обожал кататься на машине.

Я посмотрел, всё ли в сборе, хотя мог бы Лабазова и не проверять. Телефонный аппарат с проводом и адаптором, переносная лаборатория, служебный «бульдог» в подмышечной кобуре. Отлично.

Полицейского шофера я отпустил – любил находиться за рулем сам. В свое время я, воспользовавшись должностью, самым первым в Москве получил удостоверение автоводителя.

Видок занял свое место на соседнем сиденье. Во время езды он смотрел только вперед, словно был капитаном корабля, а я всего лишь матросом у штурвала.

Я погнал машину по булыжной мостовой, время от времени гудя клаксоном – не столько по необходимости, сколько ради пса. Гудки его радовали, он приветствовал каждый одобрительным лаем.

Так, под «ту-ту» и «гав-гав», мы домчали до Морской, где располагалось Охранное.

У входа нетерпеливо прохаживался поджарый господин в английском кепи и клетчатом спортивном пиджаке, с портфельчиком под мышкой. Завидев «форд», он встрепенулся, подрысил, представился ротмистром Кнопфом и сразу, с полуоборота, скороговоркой принялся докладывать:

– Прихватил папочку на Миловидова. Заодно освежил в памяти. Готов отвечать на любые вопросы, хотя, конечно, сначала было бы желательно узнать, по какому поводу уголовной полиции понадобился наш клиент.

– А мне сначала желательно было бы знать, как вы меня опознали, – сурово молвил я. – Мы ведь с вами прежде не встречались. Вдруг вы ошиблись и выкладываете чужому человеку конфиденциальные сведения?

Усатая физиономия с остро подбритыми височками оскалилась.

– Еще прежде, чем найти досье Миловидова, я, разумеется, поднял вашу папочку. А как же, имеется такая. Не в плохом, упаси боже, смысле, а в порядке общей информации. Ответственный пост занимаете, как же нашему ведомству вами не интересоваться? Там и фотокарточка есть.

Я всегда неважно относился к так называемым особым службам – Охранному отделению и жандармерии. Не только потому, что у них лучше жалованье и масса привилегий, а потому что государство явно ценит их выше нашего брата. Это несправедливо и, хуже того, неправильно.

По моему глубокому убеждению, в стране, где исправно поддерживается порядок, где суды беспристрастны, а обычная полиция умело оберегает покой мирных граждан, надобность в полиции тайной вообще не возникает. Ибо граждане уважают власть и не помышляют о ее свержении. Однако суды наши были кривы, а полиция – уж мне ли не знать – груба, неумна, да часто и воровата. Но можно ли требовать неподкупности и достоинства от городового, получающего двадцать рублей в месяц? А всё оттого, что львиная доля государственных средств уходила на содержание специальных ведомств, озабоченных борьбой не с преступниками, а с недовольными. Господи, да сделайте так, чтобы люди были довольны – и не нужно никаких Охранок!

Делиться этими мыслями с ротмистром я, естественно, не стал, но мысленно поблагодарил Воронина за предупреждение. С таким ушлым помощником действительно следовало держать ухо востро.

– Садитесь, – сказал я. – Введу вас в курс дела по дороге. Да не вперед, у меня тут собака, она своего места не уступит.

Кнопф устроился на заднем сиденье, снял кепи, обнажив высокий лоб с ранними залысинами. Согласно френологии и физиогномистике, подобный контур черепа и рисунок волосяного покрова свидетельствовали об изворотливом уме, скрытности и честолюбии. Впрочем, это считывалось и безо всякой науки.

Светлые усики у охранщика победительно торчали кверху. Я знал, сколько усилий требуется для поддержания такой ятаганности, и готов был держать пари, что у Кнопфа при себе имеется баночка с воском.

– Прикажете начать с доклада? – осведомился ротмистр, приняв официальный вид. Кажется, понял, что я не люблю амикошонства. – Извольте. Я сокращенно, своими словами, только самое существенное. Вы потом спрóсите, если понадобятся какие-нибудь подробности.

Извлек из портфеля папку.

– Илья Ильич Миловидов, агентурная – то есть наша – кличка «Химик». Семьдесят седьмого года рождения. Из поповичей. Недоучился в Московском университете, в девяносто девятом по делу о студенческих беспорядках выслан в не столь отдаленные, досрочно освобожден по состоянию здоровья, получил инженерный диплом в Германии. Вернулся в Россию. Находится под негласным, поскольку, по нашим сведениям, вступил за границей в социал-демократическую партию, группировка некоего Ленина-Ульянова. Это так называемые…

– Большевики, знаю, – перебил его я. – Не считайте меня совсем уж профаном в политике. И потом, Миловидов проходил у меня как подозреваемый в деле о смерти предпринимателя Хвощова – в Москве, в седьмом году. Но про его подпольную деятельность я мало что тогда выяснил. Ваши коллеги ответили отказом на мой запрос.