Он уходя спросил

– Мы не любим делиться добычей, – засмеялся Кнопф. – Да только у наших с Миловидовым тоже ничего не вышло. Очень осторожен. Подозрений было много, доказательств – ноль. В докладной записке высказано суждение, что Химик, вероятно, полностью отошел от нелегальной работы и получил задание сосредоточиться на «влиянии». Это у большевистского ЦК разработана тактика. Некоторых партийцев они намеренно переводят на легальный статус и используют как агентов влияния. Литераторов – для пропаганды подрывных идей в художественной форме. Университетских преподавателей – для постепенной радикализации студентов. А еще у них есть так называемые «финансисты», которые собирают у богачей либерального толка пожертвования в партийную кассу. «Финансистов» взять с поличным совершенно невозможно. Московские коллеги относили Химика именно к этой категории. Но, возможно, и ошибались. После того, как Миловидова уволили с московской спичечной фабрики, там обнаружилась мощная подпольная организация, с которой потом еле справились. Чуть было не разразилось еще одно вооруженное восстание.

– Теперь Миловидов в Санкт-Петербурге, служит на Путиловском заводе? – спросил я. – Что вам известно о его нынешних связях?

– Миловидов формально у Путилова не работает. Он – представитель французского концерна «Шнейдер-Крезо». Специальность Химика – воспламеняемые и взрывчатые вещества. Поэтому, как вы понимаете, мы с него глаз не спускаем. Мало ли что. Однако ни в чем криминальном он пока не замечен. Еще вопросы?

– Только один. Вы сказали, что из ссылки Миловидов был отпущен по состоянию здоровья. Я знаю, что для этого потребны очень серьезные основания.

– Да, Химик насквозь хвор, – подтвердил Кнопф. – У него чахоточный процесс, перекинувшийся на кости. Не помню медицинского термина, но там дело швах. Драгоценный Илья Ильич на этом свете будет гостевать недолго. И мы по нему плакать не станем.

Это хорошо, что подозреваемый тяжело болен, подумал я. Когда наступит момент прижать к стенке, это может пригодиться. В слабом теле слабый дух.

Настала моя очередь рассказывать. Я ввел ротмистра в курс дела, особо подчеркнув его деликатность, и даже приврал, что, ежели ребенок погибнет, отвечать перед Ворониным будем мы оба.

– Понимаю, – кивнул Кнопф. – Конечно, его превосходительство не хочет неприятностей. Хвощова, поди, и к министру вхожа. Вы на мой счет не извольте беспокоиться. Я буду ваш верный джинн. И знаете почему?

Долго удерживаться в рамках официальности этот человек не умел. На альфонсовской физиономии возникла лукавая улыбка.

– Хочу произвести на вас впечатление. Господин полковник рассказал мне, что вы готовите проект создания молниеносных полицейских отрядов. Если идея получит одобрение сверху, очень вероятно, что вы их и возглавите. Тогда вам понадобятся дельные сотрудники. И вот у меня появилась отличная возможность продемонстрировать вам свою дельность.

Если б не форма черепа и залысины, меня подкупила бы подобная откровенность. Но благодаря физиогномистике я без труда вычислил, что ловкач пытается меня завоевать безыскусностью. Пускай. Лишь бы старался. К тому же, если мой проект осуществится и меня перебросят на новую службу (признаться, эта вероятность приходила мне в голову), в самом деле понадобятся расторопные помощники. Мой Лабазов по части молниеносности вряд ли будет хорош.

– И вы будете готовы перейти из Охранного отделения в уголовную полицию? – спросил я.

– Зависит от должности и условий, конечно. Но – уж буду и дальше говорить с вами начистоту – перспективы на нынешней службе неважнецкие.

И дальше он вправду пустился в откровения, сообщив немало такого, о чем я не имел понятия либо только догадывался.