Он украл мои сны

– Я прилетела! Ты меня ждёшь? – услышал он женский голос. Серая муть застилала свет. Казалось, всё вокруг расползлось в сером тумане. Ответив, Андрей завел будильник еще на десять минут – позволил себе ещё немного поспать. Чтобы через положенное время подскочить от звука будильника, как от выстрела – нечего тут валяться, так ведь всю жизнь можно проспать! Выйдя на улицу, ступив на раскаленную землю, он почувствовал себя, как в пароварке. Удушливо палило солнце. Окружающий мир приобрёл для Андрея призрачно-картинный характер, что явилось темным и неверным ощущением, это была очевидная ошибка его усталых мускулов, его зрения, его слуха, всего этого воспринимательного и несовершенного аппарата. Он медленно поплёлся, влача за собой бесформенную тень, в сторону зоны прилета. При этом ему смертельно хотелось спать, казалось что самое большое счастье, какое только может быть, это вернуться в машину с работающим кондиционером, развалиться на откинутом сиденье и мгновенно заснуть, забыв обо всём решительно. Но именно этого не следовало делать в свете намеченного путешествия, и он продолжал идти сквозь горячую и сонную муть, глотая слюну и протирая глаза. Его усталое лицо, встретив усталых таксистов, прибавило им печали. Андрей шёл, устало переставляя ноги по горячему асфальту. Ему оставалось пройти тридцать метров до ограды, за которой начиналось лётное поле, как вдруг железная дверь открылась, и оттуда стали выходить прибывшие пассажиры. Их встречали знакомые, и таксисты тут как тут бойко предлагали свои услуги. Андрей прибавил шаг, и тут среди толпы он увидел Урсулу – в короткой маечке, джинсах в облипку и босоножках на платформе; ребенок с широко распахнутыми глазами, который внезапно начал жить по сценарию страны чудес. Светлые пряди волос обрамляли её лицо с тонкими незаметными ангельскими чертами, ниспадали волной ей на спину. Её движения были проникнуты какой-то тайной музыкой. Пожалуй, лучшая из всех девушек, которых не зовут Татьяна Кондаурова – и это самая ляская правда! Неисчерпаемый источник наслаждения. В этот момент Андрей, наконец, обрёл ускользающую от него ясность сознания, окончательно рассеялся тот легкий и непрозрачный туман, который окружал его во время кратковременного душевного недомогания.

Они приблизились друг к другу. Урсула его не узнала. На его побледневшем и осунувшемся лице отражались пережитые потрясения. Он выглядел, как рок-герой в процессе полураспада: казалось, что в его карманах скрываются горсти таблеток и пузырьки с неизвестными простым смертным смесями. Мятая футболка и пыльные мокасины дополняли картину.

Урсула тревожно смотрела на него – так, будто вот-вот случится катастрофа:

– Ты в порядке?

Судорожным движением он положил руку на её плечо. Затем резко привлёк к себе. Выронив сумку, Урсула обхватила обеими руками его шею, подчиняясь требовательным движениям его рук, взявшими её за попку и потянувшими на себя и немного вверх – в противном случае существовал реальный риск, что он останется в не самом лучшем расположении духа. Сила молодости, безудержная сила, исходившая от Урсулы, передалась Андрею и он уже спокойно перевёл взгляд на окружающие предметы и улыбнулся солнцу. Деревья, облитые сиянием светила, как будто покрыты тонкой пылью, в них яркая белизна сладострастно сверкала в самом глубоком мраке тени. Окружающие краски легки и воздушны; и в этот знойный летний день удивительно легко вдруг задышалось, как бывает только весной. Ощущение весенней легкости было во всём – в полупрозрачном облачке, улетающем ввысь, в хрупкой Урсуле, привставшей на цыпочки, повинуясь телодвижениям Андрея. Он поцеловал её висок, сладострастно вдохнул запах её влажной кожи. Перед глазами ярко блеснула серёжка. Он удивился, сколько оттенков рождает одно движение солнечного луча. Вот ведь как бывает: думаешь, что знаешь все цвета на свете и вдруг кто-то показывает тебе совершенно новый цвет, и думаешь: «€ь-колотить!»

Подняв сумку, он взял Урсулу за руку и повёл к машине, упиваясь обостренными ощущениями и необыкновенной легкостью. Окружавшее его разнообразие красок и форм, растительности и людей, весь этот праздник цвета и игра красок пьянил его до бешенства, ему захотелось объять всё богатство мира, ощутить все мыслимые наслаждения. Он преобразился: вся его фигура теперь выглядела порывисто, мощно, эрегированно. Урсула, эта златокудрая нимфа, напомнила ему о том, что дни любви для него прошли и наступила пора посвятить себя изысканным порокам. Весь свет мира вошёл в её большие светлые глаза и превратился в весть о счастье; всё в ней стало вестью о счастье – и мягкий, влажный пурпур её губ, и едва заметный серебристый пушок на её щеках.