Запах подвальной сырости и гнили пока чувствовался, однако уже можно было находиться там спокойно.
Это была большая свободная тридцатиметровая комната. На потолке висела одинокая маленькая лампа на старом ржавом проводе, которая грозила вот-вот свалиться на голову. У окна на стуле, принесенном из дома, стоял проигрыватель. Немного позже Люк хорошенько вымыл окно. «Со временем, когда будут свободные деньги, — думал он, — можно поменять стекла». А пока он приобрел на местной барахолке небольшой деревянный столик из дуба и к нему за бесценок забрал три стула.
Теперь помещение выглядело уже более или менее обжитым. Здесь можно было спокойно пить чай, кофе и даже, если угодно душе, — пиво или импортное виски. Местное нередко бывало гадостью.
Люк не увлекался алкоголем, но после смерти матери немного пил. А затем бросил так же внезапно, как начал. У Люка, несмотря ни на что, оставался стержень внутри.
В один из прохладных осенних деньков, когда опавшие листья хрустели под ногами, а вода в речке была ледяной, Люк пригласил в свою обитель уединения и тишины, а по совместительству — будущее кафе, лучшее в городе, одну приезжую девчонку. Моника забралась в эту глушь совершенно случайно, вместе со своими однокурсниками она отправилась на природу, и пока ее друзья веселились за бутылкой вина, Моника решила прогуляться к речке и встретила там Люка, сидевшего на больших холодных валунах, на которых когда-то мать стирала белье, а он помогал его доносить к дому.
— Здравствуйте. Вода холодная, да?
— Что?
Люк взглянул на длинноволосую девушку с темными волосами и светлыми, как капли осеннего дождя, глазами. Он взглянул на нее так, словно никогда не видел девушек вживую.
— Вода холодная. Наверное, не стоит мочить ноги.
— Если вы закаленная, можете пройтись по воде, — безразлично ответил Люк, продолжая смотреть на стремительное течение реки. Вокруг раздавался шум журчащей воды.
— Незакаленная. Я в этих краях впервые. Я живу там, за мостом — в городе. Там, где высотки и автомобили… Я заметила, что у вас здесь автомобили редкость. Боже мой, какая здесь тишина. Будто попала в другой мир, хотя живу недалеко.
— Все так говорят, когда впервые забираются сюда. Но здесь и помимо выхлопных газов отравы в воздухе полно, — сказал безрадостно Люк.
— Какой отравы?
— Да хотя бы взять соседей. Все всем нужно знать о тебе. Их телевизор — окно, выходящее в соседский огород. Там и драмы, и любовные истории, и даже боевики. Всякое здесь бывает.
— Вы местный, да?
— Я вырос в этих краях, — осторожно ответил Люк.
— Вы так сказали, словно не рады этому.
Люк промолчал, по-прежнему глядя на течение реки. Она пахла, как всегда, сырыми камнями, водорослями, рыбьей чешуей, но сейчас — еще и осенью.
Осень особенно прекрасна у речки. На этом одиноком дереве у камней можно даже повеситься от счастья.
— Как вас сюда занесло? — вдруг спросил Люк у своей собеседницы, стоявшей возле него, буквально в пяти шагах от камней.
— Я с одногруппниками выбралась на природу. Они давно уже расхваливали это место, вот я и решила посмотреть, что здесь может быть такого красивого.
— Увидели что-то красивое?
— Да… — как-то неуверенно сказала девушка, разглядывая воду. — Здесь красота другая. Совершенно другая.
— Я смотрю на эту речку уже восемнадцать лет и могу вам сказать, что и вода, и эти камни, на которых я сейчас сижу, и это дерево, похожее на виселицу, — они совершенно неизменны. Какими были десять, пятнадцать лет назад — такими и остались. Вы увидели эту красоту в первый раз и восхищаетесь ей безмерно. Для меня ваша «красота» самая банальная на свете. Я прихожу сюда не восхищаться, я прихожу сюда блевать. Только в последнее время нечем.
Блевать воздухом, скажу я вам, намного хуже, чем блевать неусваиваемым веществом. Когда отравился рыбой, хотя бы знаешь, как она выглядит, и начинаешь ее избегать; когда отравился своими одинаковыми буднями, каждым рассветом в шесть утра, каждой падающей с неба каплей, каждым лучом света, журчащей речкой и лугами, то не знаешь от чего именно тебе плохо. К горлу подступает тошнота, а выблевать отраву не можешь. Не выходит. Просто режущая боль, застрявшая в дыхательных путях, и все! Может быть, вы знаете, что это такое и как это вылечить? Обезболивающие таблетки не помогают, пробовал. Спиртное тоже, но на короткое время переставало тошнить.
— Вас чем-то расстроила жизнь?
— Как меня чем-то может расстроить жизнь, если каждый мускул моего лица напрямую подчиняется человеку, который находится рядом со мной?
— Не человеку он подчиняется, этот мускул, а вашему собственному отношению к человеку, находящемуся рядом, и к его поступкам. Не человек делает плохо, а вы реагируете плохо на его поступок. Можно мне присесть?
— Да как хотите.
Девушка растолковала этот ответ как знак согласия и присела к Люку на камни.
— Это что получается, если человек нагадил мне в душу, к тому же еще знатно надавал по морде…
— По лицу, — поправила его девушка. — Морда у животных. Вы ведь не животное, правда?