— Из вежливости. Знаешь, как-то не привыкла входить в чужой дом и называть гадким пойлом предложенный мне чай.
Люк засмеялся.
— А я бы сказал.
— Тебя не учили манерам. Правда не должна выглядеть как хамство. Правда должна быть ледяной и беспристрастной, как месть.
— Интересно, тебе уже есть, что мне подать?
— Есть.
— Давай. Я слушаю.
— Хуже твоего травяного чая может быть только твоя слабость, Люк. Тебе точно нужна моя правда?
— Говори, если есть, что сказать.
— Загляни в зеркало и найди, в конце концов, в своем отражении мистера Рорка. А иначе всю жизнь тебя будут преследовать кошмары, ты будешь страдать дальтонизмом и называть белое черным, а черное белым. Ты — сын мистера Рорка. Он — твой отец. И пока ты себе в этом не признаешься, Люк, ты не «капитан своей души, не хозяин властный своей судьбы». Он — капитан твоей души! Он — твоей судьбы хозяин властный!
— Закрой рот…
Девушка замолчала. Его сердце застучало с огромной силой. Его губы дрожали, а глаза были напряжены так, словно сдерживали то, чего нельзя было видеть посторонним.
— Это и мое любимое стихотворение тоже, Люк, — если бы ты поинтересовался… Если хочешь победить врага, сначала признай его. Если хочешь победить себя — убей себя.
— Я признал, что он мой отец. Что дальше?
— А дальше будь Скорпионом. Дави сильных и не трогай слабых.
— Спокойной ночи, Моника.
— Спокойной ночи.
Люк закрыл глаза, а уснул лишь под утро, когда начало светать. В восемь утра Люк приготовил девушке завтрак, а затем проводил ее к входной двери.
К десяти Монике нужно было быть в университете.
— Я приду в восемь. Думаю, родители не будут против.
— Приходи. Буду ждать.
Провожать женщину, с которой спишь, гораздо легче, чем женщину, с которой только целуешься.
Люк поцеловал сонную очаровательную Монику и закрыл за ней дверь. В этот день ему должны были привезти в магазин старое белое пианино с тремя нерабочими клавишами — сосед Люка хотел отволочь его на свалку, потому что никто у него в семье не играл, а инструмент занимал слишком много места.
Это пианино досталось соседу еще от покойной прабабушки, которая, по его словам, была бы совсем не против, если бы его «предали земле». Но осуществить план мужчине не удалось, так как Люк увидел однажды, как мистер Арчи грузил старый, но красивый музыкальный агрегат в грузовик. Молодой человек выяснил, что к чему, и решил забрать сломанное пианино себе.
— Нечего добру пропадать. Мне оно понадобится.
И Люк с мистером Арчи договорились о передаче этого ретросокровища в хорошие (пусть и излишне худые) руки…
Глава четвертая. До встречи, директор!
Мужчина, упивавшийся в этом мире лишь тишиной, а иногда еще — виски, вином и бренди, не знал наверняка, что его ожидает в этом проклятом, заброшенном месте. В этом несбывшемся кафе. В этом логове серийного убийцы, который лишал жизни своих жертв, не оставляя никаких следов. Который лишь «целовал» еще живые пульсирующие губы…
Это место оказалось не так просто обнаружить. Оно находилось сразу же за сгоревшим кирпичным домом, но из-за того, что здание было полностью увито засохшими листьями виноградника, оно становилось совершенно незаметным и спрятанным от чужих глаз.
Перед тем как войти внутрь, мужчина заметил в маленьком окне горящую свечу на деревянном столе.
Директор открыл дверь, она заскрипела, как и любая другая дверь, петли которой не сочли нужным смазать…
— Здесь кто-нибудь есть?
Пламя горящей свечи немного освещало комнату, директор осмотрелся, в комнате не было никого. Посередине стояло белое пианино, а на нем лежала женская ночная сорочка нежно-розового оттенка. Справа в конце комнаты, недалеко от окна размещался небольшой деревянный столик с тремя стульями. На нем громоздился проигрыватель, еще времен забытой молодости директора, а рядом валялись пластинки.
Больше ничего в комнате не было. Хотя нет. Еще под окном стояла белая чашка.
«Неужели это не то место? — подумал директор. — Не может такого быть…»
Мужчина подошел к пианино, достал из кармана перчатки и только затем дотронулся до ночной сорочки. Шелк, гладкий и приятный на ощупь шелк.
«Такую сорочку могла носить мисс Лора…»
Директор заметил, что первые три клавиши пианино были сломанными.
«Как на этом инструменте можно играть? Почему его не выбросили?»
— Здравствуйте, директор, — донеслось из-за спины. Мужчина резко обернулся. Если он и был, как считали многие, бездушным куском железа, то сейчас его мотор «заревел» как надо.
У двери стоял молодой худощавый человек, на вид не больше двадцати пяти лет. Ростом Сомелье оказался немного ниже директора, всего на два-три сантиметра. Молодой человек был одет в красивое длинное пальто, качеством куда лучше, чем пальто директора. Обувь начищена до блеска.
От него вкусно пахло. Приятный, мягкий парфюм, легкий аромат вишневых косточек. А еще — гладко выбритое лицо, уверенный взгляд и улыбка. Знаете, такая самонадеянная и надменная улыбка, присущая людям, которые не привыкли проигрывать.
— Люк Миллер. Сомелье…
— Именно так, директор.