Он же капрал Вудсток

– Вряд ли пан капрал знает, – сказал майор, глядя в окно, – что эта земля – нынешняя имперская провинция Вартегау – некогда называлась Великой Польшей. В 1772 году Екатерина Великая – эта северная Семирамида – и Фридрих Великий произвели первый раздел Польши, и эта земля отошла к Пруссии. Потом Наполеон восстановил Речь Посполитую, но Венский конгресс упразднил созданное им Варшавское герцогство, и этот край вновь был присоединен к Пруссии. Только после краха кайзера Вильгельма вернули мы Великую Польшу.

– В общих чертах, – сказал капрал, – я знаю историю этого края.

– Может быть, наш уважаемый гость расскажет нам какой-нибудь последний лондонский анекдот? – заговорил, блеснув золотозубой улыбкой, пан Шиманский. – Обожаю бесподобный английский юмор…

Пан Шиманский произнес все это на правильном английском языке, пожалуй, даже чересчур правильном, но с заметным польским акцентом. Пан Шиманский, слава богу, совсем не похож на своего земляка Теодора Иосифа Конрада Корженевского, который, как известно, так блистательно владел английским языком, что прославился как замечательный английский писатель Джозеф Конрад. Пан Шиманский не чудо вроде Конрада, пан Шиманский выучил английский уже в зрелом возрасте, значит, он не думает по-английски. Это облегчает задачу капрала Вудстока. А за анекдотом дело не станет. Недаром капрал Вудсток четыре дня слушал Би-би-си:

– Последний? Извольте. Уинни, то есть Черчилль, дуче и фюрер дали дуба и отправились в ад. Там дьявол устроил им допрос: а ну признавайтесь, сколько раз вы обманывали свои народы? Первым ответил Черчилль, и дьявол – Старый Ник – велел ему в наказание пробежаться разок вокруг ада. Затем исповедался Муссолини, и дьявол заставил дуче трижды обежать вокруг ада. Настала очередь Гитлера. Повернулся к нему дьявол, а фюрера и след простыл. «Где Гитлер?» – заревел Старый Ник. Бесенята ему и докладывают: побежал, мол, фюрер за своим мотоциклом.

– Ха-ха! – неестественно рассмеялся пан Шиманский.

Пан майор кисло улыбнулся. Ни один мускул не дрогнул на каменном лице капитана Дымбы. Немец не обернулся.

– Разве вы не уважаете пана премьера? – спросил майор.

– Отчего же! – ответил капрал. – Уинстон неплохая палка.

Здесь он ввернул идиоматическое разговорное выражение.

– Неплохая палка? – недоуменно дернув усом, переспросил майор, бросив вопросительный взгляд на Шиманского.

– Это такое выражение, – пояснил тот, – то же, что «неплохой парень»…

Чтобы не упускать инициативу из своих рук, капрал Вудсток рассказал еще два-три анекдота из программы Би-би-си.

Около одной деревни проехали мимо взвода фольксштурмистов – семнадцатилетних юнцов и семидесятилетних стариков, возвращавшихся в деревню после полевых учений. Командир взвода – молодой лейтенант с черной наглазной повязкой, – завидев черный «опель-капитан», встал во фрунт и лихо выбросил правую руку в гитлеровском салюте. Офицеры-«аковцы» на всякий случай сняли свои конфедератки с офицерскими серебряными звездочками и галунами, задернули шторки окон. В другой деревне их хотели было остановить ландшуцманы – уже минул полицейский час. Но, разглядев номер на машине уездного шефа фольксштурма, они отскочили и тоже прокричали: «Хайль!»

Капрал все чаще поглядывал в окно. Чего доброго, привезут прямехонько в бывший воеводский город Познань, а ныне столицу имперской провинции Вартегау – Позен – и сдадут в учреждение с вывеской «Гехайме Штаатс Полицай» – гестапо.

Совсем стемнело, когда «опель-капитан» круто свернул с асфальтированной дороги, окаймленной черными скелетами старых тополей, и въехал в открытые железные ворота, за которыми в конце каштановой аллеи стоял двухэтажный господский дом с островерхой черепичной крышей.

Ущербная луна светила как раз за флюгером на шпиле невысокой готической башенки с зарешеченными, похожими на бойницы окнами. Полнеба закрывали черные тучи. В голых ветвях каштанов зловеще гудел северо-западный ветер. Ни в одном из окон дома не горел свет.

Штурмфюрер СА, прихрамывая и поскрипывая ножным протезом, поднялся на крыльцо, отпер массивную, окованную железом дверь. Дверь со скрипом распахнулась. Скрип этот больно резанул по нервам. Словно выстрелы, хлопнули дверцы «опеля». Немец посветил электрофонарем в глубь темной прихожей. Потом провел их в большой кабинет, зажег свет и, щелкнув каблуками, удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Майор первым положил конфедератку верхом вниз на стол, сунул в нее перчатки, затем снял шинель, бросил ее на спинку кресла. Капрал Вудсток, снимая кожаное пальто, заметил на груди майора серебряный крест с белым орлом на золотом поле, висевший на черно-голубой ленте.

– О! Ваш крест похож на наш крест Виктории! – сказал он.

Явно польщенный майор улыбнулся.