Она

- Есть ли в мире такой человек, который откинул бы мое покрывало и взглянул бы в мое лицо, хотя оно прекрасно? Я буду жить в том человеке, который откинет мое покрывало, я дам ему душевный мир и нежных детей познания и труда! И голос крикнул: Хотя все, кто ищет тебя, жалеет тебя, но смотри! Ты - девственна и будешь всегда девственной, пока не кончится все. Нет человека, рожденного от женщины, который откинул бы твое покрывало и остался жить и никогда не будет! Только смерть сорвет твою вуаль!

Истина простерла руки и заплакала, потому что те, которые стремились к ней, не могли найти ее и взглянуть ей в лицо!

- Ты видишь, - заметила Аэша. - Истина была богиней народа Кор, в честь ее они строили храмы, к ней они стремились, хотя знали, что не найдут ее!

- Да, - добавил я печально, - люди ищут и не находят истины, и никогда не найдут. Только в смерти есть истина!

Бросив последний взгляд на статую - эту поэтическую грезу красоты, сделанную из камня, которую я никогда не забуду, - мы повернулись и пошли назад. Я не видел больше статуи, о чем очень жалею. Во всяком случае, я знаю и убедился: эти давно умершие поклонники Истины вполне признавали факт, что земля - кругла.

XXIV. ЧЕРЕЗ ПРОПАСТЬ

На следующее утро немые слуги разбудили нас еще до рассвета. Пока мы очнулись от сна и освежились водой, вытекавшей из обломков мраморного бассейна в центре какого-то двора, Аэша уже стояла возле носилок, а Биллали помогал слугам собирать багаж. По своему обыкновению, Аэша была закутана в газовое покрывало, и мне пришло в голову, что она могла перенять этот способ прятать свою красоту у мраморной статуи Истины. Я заметил, что Аэша казалась очень расстроенной и потеряла свой гордый и царственный вид, который отличал ее из тысячи женщин. Она смотрела вниз, когда мы подошли к ней. Лео спросил, как она спала в эту ночь.

- Дурно, мой Калликрат, - отвечала она, - дурно! Меня преследовали странные и ужасные сны, и я не знаю, что они предвещают мне. Я чувствую, что-то дурное будет со мной… Но почему? Разве зло может коснуться меня? Я желала бы знать, - добавила она с выражением глубочайшей нежности, - если что случится со мной, станешь ли ты думать обо мне? Я желала бы знать, мой Калликрат, будешь ли ты ждать меня, как я ждала тебя много столетий?

Не ожидая ответа, она продолжала.

- Посидим здесь: нам далеко идти, и раньше рассвета следующего дня мы будем уже близ Утеса жизни!

Через пять минут мы уже шли по разрушенному городу, который в лучах солнца представлял собой величественное, но подавляющее зрелище.

Когда первый луч восходящего солнца золотой стрелой опустился на руины, мы добрались до крайних ворот городской стены. Бросив последний взгляд на древний город, мы, за исключением Джона, который не любил развалин, - вздохнули, сожалея, что не смогли подробнее осмотреть его, и вышли на равнину.

Вместе с солнцем воспрянула духом Аэша и смеялась над своей тоской, приписывая ее влиянию печального места, где она спала.

- Эти варвары уверяют, что город проклят, - сказала она, - и, право, я верю им, потому что никогда не чувствовала себя так дурно, как сегодня ночью… Впрочем, нет, была еще одна ужасная ночь… Я помню. Это было, когда ты лежал мертвым у моих ног, Калликрат! Никогда не приду я сюда, это - проклятое место!

После короткой остановки и завтрака мы пошли дальше и в 2 часа дня были у подножия скалы, образующей жерло вулкана, который возвышался на 1500 ф. над нами. Здесь мы опять передохнули, и я не мог понять, каким образом мы сможем двигаться дальше.

- Вот, - произнесла Аэша, выйдя из носилок, - и начинаются наши испытания, потому что сюда мы пришли с этими людьми, а отсюда пойдем одни! Ты останься со слугами здесь и дожидайся нашего возвращения, - обратилась Аэша к Биллали, - завтра в полдень мы вернемся сюда, - если нет, подождите!

Биллали смиренно поклонился и сказал, что ее приказание будет в точности исполнено и они будут ждать здесь.

- А этот человек, Холли, - сказала Аэша, указывая на Джона, - он лучше бы сделал, если бы ждал нас здесь. Он не обладает мужеством и смелостью, и с ним может случиться что-нибудь дурное. К тому же таинственное место, куда мы направляемся, не предназначено для простых глаз непосвященного!

Я перевел эти слова Джону, но он начал со слезами умолять меня взять его с собой, уверяя, что не может быть ничего хуже того, что было, что он боится умереть среди «этих диких людей», которые воспользуются случаем и наденут на него «раскаленный горшок».

- Пусть идет, мне все равно! - сказала Аэша, когда я перевел ей просьбу Джона. - Сам будет виноват! Он понесет лампу и это… - Она указала на узенькую доску, привязанную к ее носилкам и предназначенную для какой-то неизвестной мне цели.