– Заметь, если ты сам напрашиваешься, я могу этим воспользоваться, чтобы вычистить водостоки, – говорю я.
Он чистит овощи, пока я занимаюсь мясом. Еще рано, но он наливает мне стаканчик. Говорит: «По-моему, ты очень хорошо выглядишь». Не знаю, откуда он берет такие искренние нотки и как ему удается произнести это так, что звучит правдиво. Он – тот, кто бил меня по лицу, и тот, кто летит мне на помощь, если чувствует, что мне грозит опасность, или я просто грущу, или ужасно устала. Хоть он и лысеет, но, несмотря ни на что, остается интересным мужчиной.
– Я на тебя не сержусь, – говорю я.
– В сущности, сама не знаю, с какой стати я имела бы право тебе указывать. Это как давний рефлекс, свидетельство того времени, что мы провели вместе, это происходит невольно. Не обращай внимания. – Я ничего не говорил, когда ты встречалась со скрипачом.
– Ох, пожалуйста. Не глупи. Он был женат, имел троих детей, обладал всеми требуемыми качествами. Но ты этого сказать не можешь, не правда ли? Ты выбираешь незамужнюю и бездетную, не правда ли? Если я правильно поняла.
– Я вообще ничего не выбирал. Я встретил ее в твоем чертовом лифте, если хочешь знать.
– Вот как ты знакомишься? Встречаешь девушку в чертовом лифте?
– Послушай, я поклялся больше никогда с тобой не ругаться. Я хочу, чтобы мы остались в хороших отношениях.
– Мы в хороших отношениях.
– Вот и отлично. И я хочу, чтобы так и осталось после этого вечера, хочу, чтобы мы были после этого вечера в еще лучши отношениях.
– Ты хочешь сказать, типа брата и сестры? Это у тебя на уме? Чтобы мы стали лучшими на свете друзьями?
– Ну… более или менее, но что-то крепкое.
Я неопределенно киваю.
– И ты думал, что, завязав отношения с этой девушкой, ты действуешь в нужном направлении? Думал, что делаешь то, что нужно?
– Я ничего не думал, Мишель. Прекрати.
– Ты ничего не выбираешь, ничего не думаешь, жизнь прекрасна, так?
Он стискивает зубы и принимается старательно чистить красную картофелину.
Я внутренне приветствую проявленно им самообладание, молясь, чтобы он не откусил себе язык. Является мать под руку с мужчиной моих лет – я тотчас опознаю в нем пресловутого Ральфа, о котором она мне говорила. «Она часто говорит мне о вас», – сообщает он мне. Я вымучиваю улыбку. На матери коротенькая юбка из черной кожи. Она так накрашена, что меня передергивает, когда она приближается к дымящейся кастрюле, – боюсь, что макияж потечет и закапает в мой бульон. Я злая. Косметики на ней не больше, чем обычно. Я прошу ее присесть со своим другом, нам с Ришаром пока не отойти от плиты.
– Обещай мне, что убьешь меня, – говорю я, когда она идет к камину, вовсю качая бедрами – в пределах своих возможностей, – а Ральф следует за ней как пришитый.
Она не всегда так себя вела. Эта дурная привычка выработалась у нее в силу той чудовищной жизни, что наступила для нас после бойни, учиненной моим отцом – в клубе Микки, пока родители занимались серфингом. Она поняла, что у нее нет другой возможности выжить, потому что работать была не создана. И вот что осталось от нее в семьдесят пять лет, карикатура на старую соблазнительницу, вот все, что осталось. Обезьяна. Я слишком зла. «Убей меня при первых же признаках», – говорю я.
Жози еще проходит во входную дверь, хотя и вынуждена повернуться слегка боком, и я думаю, что она втягивает живот. Младенец красавчик, багрово-фиолетовый. Холодный воздух проник с ними в дом. Снег идет на высоте пятьсот метров, и этим холодом веет в долины. У них мгновенно розовеют щеки, коллекция винных бутылок растет. Мы открываем шампанское, которое принес Ральф, и все подходят ко мне с вопросом, кто этот молодчик, а я отвечаю, что сама толком не знаю, да и знать не хочу.
Никогда я не позволю матери выйти замуж за этого придурка или за любого другого.
Я надеюсь, что это не слишком заметно на моем лице. Надеюсь, что к ней обращена улыбка, а не гримаса, когда наши взгляды встречаются, потому что я не намерена портить из-за такой малости эту вечеринку, которую я обычно устраиваю за несколько недель до Рождества, чтобы иметь шанс собрать вместе семью и близких друзей. Я была замужем за Ришаром больше двадцати лет, мы всегда так собирались как минимум раз в год, и, как правило, все проходило замечательно, если не считать неизбежных мелких стычек, которые, было бы желание, можно запросто уладить или даже задушить в зародыше.
Начинают переходить из рук в руки бокалы, пиво. Анна и Робер приносят вино. Потрескивает огонь в камине. Робер пытается поймать мой взгляд, но я избегаю его. Потом приходит Патрик. Он один, жена прийти не смогла. «Ничего серьезного?» – спрашиваю я, протягивая ему бокал. Я представляю вновь прибывшего. Рассказываю, как мы познакомились, когда он преследовал бродягу, совсем недавно. Моя мать считает, что очень важно иметь хороших соседей.