Она была актрисою

Виктория Павловна упрямо помотала головой.

— Ничего подобного он не говорил и даже не намекал.

— Еще раз повторяю — было б странно, если бы взял и открыто изложил все свои подозрения. Кстати, он сразу меня удивил, даже еще пока я не знала, кто он. Очень неординарный человек.

— Да ты что! Наоборот — серый, как… как…

— Да, то, что называют темная лошадка. Или тихий омут, где черти водятся. Как раз с такими яркими, как ты, все достаточно просто, а вот эти тихони! Абсолютно не догадаешься, что у них на душе. Хотелось бы верить, что ты действительно ему нравишься. Кстати, это ты пригласила его на банкет?

— Нет, Евгений Борисович.

— Так они знакомы, — чуть прищурилась Марина.

— Нет. Преображенский просто его пригласил, и все.

— Чужого человека? С чего вдруг?

— Ну, откуда мне знать? Преображенский, он такой.

— Как раз он не такой. Он никогда не интересовался чувствами других людей, только своими, и он не из тех, кто постарается устроить кому-нибудь личное счастье. И вообще, если они не знакомы, о чем так долго говорили друг с другом?

Вика небрежно напомнила:

— О том, что Евгений Борисович очень высоко меня ставит.

— Да? И что, Обалдевший поклонник резко против этого возражал?

— Я думаю, наоборот. Почему возражал?

— Потому что я лично видела, как они горячились. Еще удивилась, что такой флегматичный с виду тип, как этот Талызин, умеет горячиться. Что ты на это скажешь?

— О господи! А что я должна сказать? Преображенский, он и мертвого разгорячит, да будет земля ему пухом.

— Это да, — согласилась Марина, — и все-таки странно. У меня все-таки складывается впечатление, что они были знакомы.

— Ну… если хочешь, я спрошу при случае у Игоря Витальевича…

— Так он тебе и ответит! Он явно предпочитает это скрыть. А почему? И вообще, почему он ходил в студию?

— Живет рядом. Да, еще ему нравится моя реалистическая манера постановки. А что?

— Да ничего. Просто думаю, что следователи тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Наверное, среди них встречаются и убийцы.

Вика, не выдержав, расхохоталась, затем весело осведомилась:

— А тебе никто не говорил, что у тебя буйная фантазия? Буйная — это еще мягко сказано.

— Я знаю, — покаянно кивнула Марина, — и этот недостаток жутко мешает мне в работе. Я же физик! Но я ничего не могу с собой поделать. Я ведь не утверждаю, что все это правда, просто говорю, что оно м о г л о быть правдой!

Виктория Павловна глянула на собеседницу с нескрываемой симпатией. Умная-то она умная, а иногда такая смешная!

— Значит, по-твоему, убийца — следователь? Включи это в твою следующую пьесу, идея оригинальная.

— Да нет, я не думаю, что убил Обалдевший поклонник, на него я просто случайно отвлеклась. Про что же я такое говорила? А, вспомнила! Итак, предположим, Преображенского убила я. Хотела выдать за несчастный случай, но присутствие Талызина смешало мои планы. Он догадался, что это убийство. Тогда главное для меня — отвести от себя подозрения, так? Особенно в случае, если они изначально были.

— Что значит — изначально были?

— Ну, например. То, как тебе угрожал Евгений Борисович, кто-нибудь слышал? Кроме вас двоих, разумеется.

— Не знаю. Нет, наверное.

— В этом случае тебя подозревать у милиции причины нет.

Вика сообразила, что Марина снова сама себе противоречит, однако возражать не стала. Ей было очень интересно, она увлеклась.

— А взять, к примеру, не тебя, а меня. Мне Преображенский тоже угрожал, и, как выяснилось, это слышал посторонний человек.

— Какой человек?

— Да ваш директор, Сосновцев. В таком случае я должна волноваться, не сообщит ли он об этом следователю на допросе, так? Если сообщит, я тут же окажусь под подозрением.

— Погоди! — остановила собеседницу Вика. — Так он действительно слышал или это твоя очередная фантазия?

— Нет, это, к сожалению, не фантазия. Он весь вечер шептал мне в ухо, какие вы с Преображенским коварные, но обещал не дать меня в обиду. Конечно, при условии, что я буду с ним… скажем, в хороших отношениях.

— Вечно забываю, что он разведен, — оживилась Виктория Павловна. — Честное слово, Маринка, тут дело вовсе не безнадежное! Возьмет и женится. А денег у него — о-го-го!

— Слушай, Вика, если честно… он тебе-то самой не противен? Особенно после вчерашнего.

— А что вчера? — не поняла Вика.

— Он не показался тебе вчера еще противнее, чем обычно? Если честно?

Как ни странно, вопрос бил не в бровь, а в глаз. Вообще-то, Сосновцев вовсе не был уродом. Правда, маловат и щупловат, зато строен и держится с живостью молодого. Подвижное морщинистое лицо злопыхателям напоминает о мартышке — но черты достаточно правильные и не без своеобразного обаяния. Короче, видала Вика и пострашнее, а уж сам он мнил себя записным красавцем и действительно имел у дам успех. Тем не менее, в вечер премьеры от одного вида этого типа Виктории Павловне становилось тошно. Интересно, почему?

— Да потому, что его играл Евгений Борисович! — восторженно выкрикнула Марина. — То есть не только его, но и его тоже! Ты не заметила? Это было так гениально сделано, что…