Она была создана для меня

Но его не было. Разочарование, которое я испытала, было настолько сильным, что, когда я посмотрела на свои записные книжки, они расплылись сквозь слезы.

Не знаю, как мне удалось вымолвить оставшиеся слова, но я это сделала. Я проговорил свои заключительные комментарии, но сделала это так плохо, что мы проиграли дебаты.

Я до сих пор помню язвительный взгляд, который бросила на меня Найваша, когда объявили, что победителями стала другая команда. Удивительно, что я не превратилась в пепел на месте.

Когда мама нашла меня после дебатов, она обняла меня, сияя. — Ты отлично справилась, дорогая!

Я не могла понять, искренне ли она это говорит или просто по-доброму, но это было неважно. Мы проиграли чемпионат из-за меня.

— Где папа?

Наконец-то мне это удалось.

Мама сморщила нос. — Мне очень жаль, дорогая. Он весь день торчит в суде. Ты же знаешь, как это бывает.

Я действительно знала, как это бывает. Как это всегда было. Что бы я ни делала, этого никогда не было достаточно, чтобы он поставил меня выше своей работы. Этого никогда не было достаточно, чтобы он по-настоящему гордился мной.

Я глотала слезы и говорила себе, что все в порядке, пыталась похоронить унижение того момента на сцене глубоко внутри. Я думала, что мне это удалось, пока не начались занятия по политологии. Пока все это не вернулось ко мне в таком ярком виде, что казалось, будто все происходит заново.

Решение сменить специальность далось мне нелегко, но еще хуже было осознавать, что папа будет разочарован. Вот почему я так долго не могла ему сказать. Почему я едва могла смотреть ему в глаза, когда наконец рассказала.

И почему я не могу заставить себя сказать ему правду сейчас.

— Я не скажу Ричу, — пробормотал Кайл, возвращая меня к нашему разговору.

От его слов меня охватывает облегчение. — Спасибо.

Я изо всех сил стараюсь избавиться от воспоминаний и сосредоточиться на Кайле. — Клянусь, я буду продолжать усердно работать, я…

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. — Его рот кривится в улыбке, когда он отодвигает свою тарелку. — Я думаю, тебе нужно меньше работать, Вай. Ты можешь отлично справляться со своими обязанностями, но при этом жить своей жизнью вне работы.

Я отворачиваюсь, неубежденная. Это не имеет значения — сам факт, что я поделилась с ним своим секретом, а он не осудил меня, не разразился возмущением и недоверием… Я не могу описать облегчение. Я не знаю, что побудило меня быть с ним такой откровенной. Этим вечером он был совсем другим, настаивал, чтобы я сделала перерыв, расспрашивал о моей жизни — и это еще не считая того, что он сказал мне, что я красивая. Боже, это меня чуть не доконало. Чем лучше он ко мне относился, тем сильнее я чувствовала, как эта неправда встает между нами, грызет мое нутро, и в момент доверия я решила, что хочу, чтобы он знал. Я не хотела больше прятаться.

Я должна была знать, что он будет добр. Он может изображать из себя ворчуна, командовать мной в доме и держать меня на расстоянии, но я все больше убеждаюсь, что на самом деле он не такой. Он тот парень, которого я встретила в "Джо". Парень, который купил мне новый кофе, чтобы я улыбнулась.

Я знаю, что не должна раздувать пламя этой влюбленности. Как бы папа ни был разочарован, узнав правду о моей карьере, я не могу представить, как бы он был потрясен, узнав, что я думаю о его друге.

Но я ничего не могу с собой поделать. Мне начинает казаться, что я прошла точку невозврата. Неважно, что я знаю, что не должна сближаться с Кайлом. Я отчаянно хочу этого. Меня словно притягивает к нему сила, которую я не могу контролировать. Сила, которая зародилась в тот день, когда мы встретились в "Джо". С тех пор она только усилилась.

Он платит за ужин — несмотря на мои настояния, что я могу заплатить, — и мы выходим на шумную Монтегю-стрит, медленно проходя мимо групп обедающих, толпящихся на тротуаре. Я не смею думать о том, что будет дальше, или о том, что весь этот вечер был похож на свидание, и я не хочу, чтобы он заканчивался. Не знаю, думает ли он о том же, но, кажется, он тоже погрузился в свои мысли, пока мы шли.

— Ты когда-нибудь ходила на Променад? — спрашивает он, нарушая молчание. Мне интересно, вспоминает ли он тот день, когда мы встретились, гуляли по Хайтс, говорили о районе.

— Нет. — Я одариваю его самоуничижительной улыбкой, показывая большой палец на груди. — Я трудоголик, помнишь?

Он смеется. — Конечно. Ну, думаю, теперь мне придется отвезти тебя туда.

Он колеблется и смотрит на меня. — У тебя ведь не было других планов?

— Ты имеешь в виду, кроме работы?

— Точно. — Он закатывает глаза и улыбается в своей добродушной манере. — Тогда я определенно должен взять тебя, хотя бы для того, чтобы убедиться, что у тебя будет полноценный выходной.