Она читала на ночь

– Многие из первых, кто осваивал мир материи, не имели таких тел, как у нас с тобой, – начал он длинное объяснение. – Они создали энергетические оболочки, излучающие свет, чтобы можно было узнавать друг друга. И теперь в нашей Вселенной живут и сотрудничают по-разному воплощенные существа.

– Кто такой Соллей? – перебила его Осиан-айо.

– Он мой друг! – ответил Фарий. – Почти все, что ты видишь сейчас перед собой, мы создавали вместе. Малейшей прихоти Соллея достаточно для создания или разрушения целых звездных систем, подобных Кольцу Аллоиса. Но ты не должна его бояться. Ты вообще ничего не должна бояться! Потому что я положу этот мир к твоим ногам, когда он станет веселым, безобидным и красивым. Я обещаю.

Фарию хотелось видеть безмятежную, ничем не омраченную радость в ее глазах, а в них отражались смятение и тревога. Он подошел к Осиан-айо и прижал ее к себе.

– Главное – мы опять вместе!

Она согласно кивнула. Это была истина, самая важная из всего, что она успела пережить.

Илларион Гусаров с неохотой встал из-за компьютера, чтобы открыть дверь раннему гостю. И почему людям не спится? По дороге он взглянул на часы и присвистнул от удивления: было около одиннадцати утра. Он и не заметил, как пролетело время. Никогда еще он так продуктивно не работал. Писатель ходил, машинально ел и спал по необходимости, погрузившись в события своего романа, которые сами, одно за другим, возникали в его воображении. Господин Гусаров перестал выходить из дому. Хлеб и кефир ему приносила соседка, которая только качала головой:

– Гляди, с голоду не помри! Вон, синие круги под глазами. Разве так можно?

Баба Нина, одинокая пенсионерка, у которой дети и внуки давно выросли, опекала Иллариона. Она считала его немного чокнутым, но талантливым. А талантливые – они в обычной жизни все бестолковые.

Писатель открыл дверь и отпрянул. Он ожидал увидеть бабу Нину с батоном и двумя пакетами кефира, а перед ним стояла Лелечка Усова, худощавая блондинка с плоским бюстом и длинными тонкими ногами.

– Тебе чего? – опешил Гусаров. – Козел, что ли, послал? Так передай ему, чтобы шел ко всем чертям!

Лелечка глупо хихикнула и протиснулась в прихожую, заставленную коробками:

– Никто меня не посылал. Сама пришла! Хочу посмотреть, как живут писатели.

Мадемуазель Усова была ведущей актрисой авангардного театра. Козленко просто помешался на длинных тощих девицах, считая, что они хорошо смотрятся на сцене. Девушки с фигурой наподобие вешалки могли не заботиться об актерском мастерстве. «Оригинальная» внешность с лихвой заменяла все остальные способности.

– С каких это пор тебя интересует скромный драматург? – пробурчал Илларион, приглашая даму в гостиную.

– Чем ты сейчас занимаешься, Илик? – спросила вместо ответа Лелечка, усаживаясь на одну из кушеток и пытаясь как-то разместить свои непомерно длинные ноги. – Пишешь? Или у тебя творческая пауза?

Господин Гусаров посмотрел на ее резко выступающие ключицы и вздрогнул от отвращения. Он терпеть не мог женщин, напоминающих своим видом скелеты.

– Пауза была, когда я работал у Козленко, в вашем задрипанном театре! А теперь у меня творческий расцвет! Давно надо было уйти от этого бездарного режиссера! – выпалил драматург, с удовольствием наблюдая, как вытягивается и без того длинное узкое лицо Лелечки.

Такой прыти от Иллариона Гусарова она никак не ожидала. Думала, что застанет драматурга в расстроенных чувствах и творческом кризисе, что он несказанно обрадуется возможности помириться с Эрнестом Яковлевичем, но… Положительно, с Иликом происходит что-то из ряда вон выходящее!

Лелечка Усова была родной, горячо любимой сестрой Вадима Усова, того самого охранника, которому Егор Иванович поручил найти связи в литературных кругах. Единственным человеком, причастным к жизни богемы, в окружении Вадима была Леля. К ней-то он и обратился в первую очередь.

– Не знаешь ли ты какого-нибудь писателя или поэта? – спросил Вадим, угощая сестру холодным пивом в баре «Янтарь».

– Конечно, знаю! – просияла Лелечка, радуясь, что может помочь брату. – Лев Толстой, например. Сергей Есенин…