Она читала на ночь

Ксения молчала. Казалось, она не испытывала потребности быть интересной. Ей было безразлично, что подумает о ней Филипп, какое у него останется впечатление от встречи. Она просто размышляла о чем-то своем, пила вино, смотрела, как официанты принимают заказы, разносят посетителям блюда, как входят и выходят люди… созерцала жизнь, творящуюся у нее на глазах, в это самое мгновение.

– А здесь уютно, – заметила она.

Не для того, чтобы заполнить паузу или поддержать беседу. Ей захотелось, вот и все. Наверное, она и в остальном такая же – полностью свободная от условностей.

– Знаете, что мне пришло в голову? – сказал Филипп. – Причем совсем недавно.

– Что?

Она подняла на него свои раскосые, неопределенного цвета глаза. На свету они имели зеленоватый оттенок.

– Большинство людей всю свою жизнь тратят на две вещи. Они запрещают себе что-то, а потом страдают и мучаются от того, что нарушили запреты. Вся их энергия уходит на борьбу с самими собой. И я такой же. Во всяком случае, был… пока не познакомился с вами.

Последнюю фразу Филипп говорить не собирался. Она вылетела непроизвольно, и ему сразу стало неловко.

– Вы уже страдаете, – улыбнулась Ксения. – Нарушили собственный запрет?

– Увы! Считается, что женатый мужчина не должен говорить подобного другой женщине.

– Табу окружают нас везде и всюду, словно колючая проволока. Любое свободное движение натыкается на ее ядовитые зубы. Я давно решила, что не хочу жить за этим забором, кто бы его ни выстроил. Пусть даже из самых благих побуждений.

Филипп растерянно молчал. До сих пор никто, кроме профессора Мудрыка, так чутко не откликался на его внутренние порывы. С Ксенией он чувствовал себя на грани какого-то необыкновенно важного, решающего осознания, способного перевернуть всю его жизнь. Что-то непостижимое витало вокруг нее, задевая Филиппа своим крылом. И тут же ускользало.

– Наверное, нам не стоит сидеть вот так, вдвоем… – сказала Ксения.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Думаю, вы поняли. Здесь существует слишком много «хорошего» и «плохого». Сначала люди это придумали, а теперь они этому подчиняются. Слепо. Колючая проволока особенно опасна, когда ее не видно. Вроде бы вокруг ничего нет, а не успеешь повернуться – уже весь в ранах. Вы испытываете душевную боль?

– Гораздо чаще, чем физическую! – признался Филипп.

– Но ведь это нелепость. Театр абсурда… Вы полагаете, так должно быть?

– Я не готов сейчас ответить. Надо подумать.

Ксения кивнула. Она посмотрела на часы, потом на Филиппа.

– Если вас действительно интересуют мои картины, то у меня есть одна… с которой я не решаюсь расстаться.

Глава 11

Берг потирал руки от удовольствия. Все развивается так, как и предсказывал Егор Иванович Шахров. Деньги потекли, и немалые. Все-таки правильно он сделал, согласившись рискнуть. Пара недель страха, пережитые банкиром, вспоминались теперь несколько отстраненно. Не так уж и опасно было то, что пришлось выполнить Виталию Анисимовичу, а результат превзошел все ожидания. От волнений и суеты господин Берг похудел, что можно расценить как дополнительную выгоду. Три месяца строжайшей диеты не шли ни в какое сравнение с двухнедельной работой на Шаха.

– Теперь понятно, как господину Шахрову удается сохранять стройную фигуру, – пробормотал Берг.

Зазвонил телефон.

– Легки на помине, Егор Иванович!

– У меня к вам предложение, господин Берг.

– Опять?!

Чего-чего, а новой инициативы Шахрова банкир не ожидал. Предыдущая финансовая операция еще не остыла в памяти, а хозяин «Вавилона» предлагает новую. Такой темп ошеломил Берга. Виталий Анисимович был человеком обстоятельным, дотошным и неторопливым. Слишком сильный напор и быстрота пугали его, заставляли суетиться и нервничать. Риск – это особая статья. В финансовом деле без него не обойдешься, но Виталий Анисимович всегда старался свести непредвиденные обстоятельства к минимуму.

Шах же действовал по-другому. Он был молниеносен, непредсказуем и рисковал так, будто терять ему было совершенно нечего.

– Что значит «опять»? – усмехнулся Шахров. – Жизнь продолжается, и бизнес тоже.

– Но…

– Вы отказываетесь?