Она доведена до отчаяния

Внизу брючины комбинезона были обтрепаны, на заднице вышиты грибы. Стоя в дверях, я смотрела, как он мочит старые обои с фламинго губкой, и они темнеют большими, размашистыми мазками. Затем консервным ножом он начал делать на обоях маленькие надрезы. В коридоре запахло уксусом. И я еще должна платить за этот вандализм?

– Знаете, почему фламинго розовые? – спросил оклейщик, когда я на цыпочках проходила мимо. Он отодрал длинную полоску обоев, как слезающую от загара кожу. – От креветок. Они едят креветок и розовеют.

Он широко улыбнулся. Приспущенное веко делало асимметричным все лицо. Если насчет креветок это была остроˊта, то я не поняла юмора.

Я ушла в кухню и начала курить сигареты одну за одной, бросая окурки в слив раковины – бабка эту привычку просто ненавидит. Я ждала, когда никотин разгонит мне кровь. Я живу в этом доме пять лет и ни разу так не накуривалась.

«Пуччи, Ф., – значилось в телефонной книге. – 102 Б, Марион-корт». Мистер Пуччи предлагал поговорить в любое время. Если оставить этого хиппи в доме одного, бабку удар хватит, подумала я с некоторым удовлетворением.

Оклейщик подпевал каждой песне из радиоприемника. Мне пришлось ждать рекламную паузу, чтобы вставить слово.

– Извините, вы случайно не знаете, где находится Марион-корт?

– Марион-корт? Марион-корт… Ах, да, это кирпичные высотки у Пенни-авеню. Мимо «Бургер шеф» и «Шевроле Скьявоне».

– А далеко отсюда?

– Миль пять-шесть.

– О-о, – произнесла я. – У меня там встреча назначена.

Я не собиралась ехать на автобусе – протискиваться по узкому проходу, чтобы люди поднимали головы и глазели на бесплатное шоу. Открыв номер вызова такси, я глядела на него, пока перед глазами не поплыло. Я представила, как незаметно проберусь на заднее сиденье, дождусь, когда мы наберем скорость, а таксистом будет Артур Мьюзик, приехавший из Калифорнии вымолить прощение или убить меня. Глазами души я видела, как рывком открываю дверь на скорости шестьдесят миль в час и наклоняюсь над несущимся навстречу асфальтом, а он умоляет меня, глядя в зеркало заднего вида…

– Простите… – сказал оклейщик над ухом.

Я беззвучно ахнула и замахала руками.

– Упс, извините. Слушайте, мне все равно надо за грунтовкой на Фаунтен-стрит. Подвезти вас к Марион-корт? У вас во сколько встреча?

– А, там когда угодно, – ответила я. – Меня ожидают в любое время.

На правой дверце его фургона кто-то написал краской из баллончика «Que pasa?»[13]. Точка под вопросительным знаком была в виде пацифика. Я встала на подножку и вдвинулась в кабину, опустившись на полуразрушенное сиденье. Под ногами раскатились картонные стаканы из-под кофе. Я гадала, проезжал ли этот оклейщик хоть раз мимо маминой кассы, передавал ли ей пошлину, а она ему сдачу.

От моего веса фургон перекосился – так, накренившись, и ехали через весь Истерли. К счастью, оклейщик включил радио на такую громкость, которая исключала любой разговор. Фургон дребезжал, скрипел и вонял бензином.

– Вот «Бургер шеф», – заметила я. – Отсюда я дойду.

– Да ничего, я вас до места довезу.

– Нет, спасибо, хочу воздухом подышать.

– А, ну, дело ваше, – пожал он плечами. – Вон Пенни-авеню на той стороне улицы. Марион – это первый или второй поворот налево.

Это оказался четвертый поворот – добрую милю топать. Ну, козел! Нам с бабкой повезет, если этот дебил не наклеит обои вверх ногами. Подошвы ног пекло. Я хрипела, как загнанная лошадь. Сейчас мистер Пуччи откроет дверь, а тут я с сердечным приступом. Он заварил эту кашу с колледжем; если я умру, это будет его вина.

На окне стоял цветочный ящик с бархатцами. «Я – единственная из школы, кто их видел», – подумала я. Дверной звонок походил на маленькую женскую грудь. Я нажала на сосок и подождала.

Дверь открыл такой же миниатюрный человечек, как мистер Пуччи. Он был в обрезанных джинсовых шортах и в бело-синей полосатой майке. В руке он держал кухонную лопаточку. Человечек оглядел меня всю, прикидывая мои габариты.

– Да? – спросил его маленький рот.

– А мистер Пуччи дома?

Теперь он разглядывал мой пот. Челка у него была, как у Юлия Цезаря.

– Гм, нет, его нет.

– А когда он вернется?

Незнакомец пригладил волосы, махнув лопаточкой над головой.

– Так сразу и не скажу – он в магазин пошел.

– Видите ли, мне нелегко было сюда добраться. Вы не будете возражать, если я подожду его на крыльце? И можно мне стакан воды?

– Да, конечно. Входите.

Кухонька в квартире была с болтающимися, как в салуне, дверями. Я спустилась в гостиную, полную цветов. На стене висела фотография Рудольфа Нуриева в прыжке – тело изогнуто, как скобка. Я присела на белый диван и только тут заметила музыкальный автомат.

Он стоял в дальнем углу и светился фиолетовым и розовым. Над ним висел глянцевый постер – увеличенное изображение голубых носков Дороти и ее ярко-красных лодочек.

– Какой хороший у мистера Пуччи музыкальный автомат, – не удержалась я.

Открывший мне дверь человек снимал с противня печенье.

– Поставьте себе что-нибудь, – предложил он. – Хотите стакан вина, «Фреску», может быть? Вы Ингрид, да?

– Нет! – ответила я с большим раздражением, чем хотела.