Она друг Пушкина была. Часть 1

Имена отличившихся велено было занести в чёрную книгу Лицея с указанием их вины и меры наказания. Таков был высочайший приговор министра. Алексей Кириллович насквозь пропитался иезуитской строгостью — насаждать безукоризненную дисциплину в Лицее почитал своим долгом. Он был непреклонен — строго наказать виновников, дабы неповадно было другим. Министр считал Лицей своим родным детищем и вникал в малейшие подробности его бытия. Александр I наградил Разумовского за труды на ниве просвещения голубой лентой — знаком ордена Андрея Первозванного. А пубертатные мальчишки были иного, отнюдь не столь высокого мнения о министре.

— Ах! Боже мой, какую
Я слышал весть смешную:
Разумник получил ведь ленту голубую.
— Бог с ним! а недруг никому:
Дай Бог и царствие небесное ему.

Конечно же, эту эпиграмму на гр. Разумовского написал Пушкин. Строгости министра воспринимались лицеистами в штыки. Что совсем естественно для их возраста. Вспомним-ка свой школьный нигилизм! Разумовский продолжал ужесточать дисциплину: запретил лицеистам выезжать за пределы Лицея, а родственникам только по праздникам дозволялось навешать своих чад, дабы их не разнеживать. Эта суровая мера повергла в уныние избалованных баричей. Спустя много лет зрелый И. И. Пущин совсем по-иному оценил её: Теперь, разбирая беспристрастно это неприятное тогда нам распоряжение, невольно сознаёшь, что в нём-то и зародыш той неразрывной, отрадной связи, которая соединяет первокурсных Лицея. На этом основании, вероятно, Лицей и был так устроен, что по возможности были соединены все удобства домашнего быта с требованиями общественного учебного заведения[23].

В последние два года Разумовский действительно охладел к делам службы. А был он человеком высокого долга. Не какой-нибудь вертопрах, быстро теряющий интерес к надоевшему занятию. Напрашивается естественный вопрос: почему он вдруг перестал исполнять свои обязанности? Не интересовался более реформами просвещения? Вероятно, оттого, что не встретил понимания со стороны правительства так рьяно разделяемых им иезуитских идей. Мысленно он воплощал их — одну за другой, видел преображённым под их влиянием отечественное образование. Он, такой глубокомысленный, проглядел истинную цель иезуитов — прочно внедриться в России, подчинить светскую власть духовной. Это в конечном счёте означало политическое господство в стране. Не получив поддержки, Разумовский в 1816 году подал в отставку. На сей раз она была охотно удовлетворена.

Но вернёмся немного назад. Лицейский экзамен в 1815 году. Юноша-поэт читает свои стихи «Воспоминания в Царском Селе». Державин от них в восторге. Это, бесспорно, понравилось Разумовскому — как-никак, а первый поэт России одобрил рифмоплётство мальчишки. За праздничным обедом произошёл забавный эпизод. О нём потом часто рассказывал отец Пушкина. Разомлевший от вина и обильных кушаний граф добродушно сказал Сергею Львовичу: — Я бы желал, однако же, образовать вашего сына в прозе. — Оставьте его поэтом, — отвечал ему за меня Державин…[24]

Поистине трогательна отеческая забота министра о молодом человеке! Но я уверена — его пожелание нельзя объяснить непониманием поэзии. Все Разумовские хорошо пели, музицировали. Не могли оставаться глухи и к музыке слов. Однако для трезвого, практичного Алексея Кирилловича стихоплётство — не профессия. Разве для этого готовили выпускников Лицея? Что же касается Пушкина, то он сам, без помощи министра, образовался в прозе — да так, что опередил несколько поколений русских писателей, шагнув лет на 150 вперёд, — его лаконичный, образный, ёмкий стиль, без усложнённых конструкций Толстого и Достоевского, можно принять за образец прозы конца XX века.

Новая эра началась в России после окончания Отечественной войны 1812 года. Алексей Кириллович — осколок иных времён, иных нравов, нё сумел вписаться в неё. Типичный представитель ушедшего XVIII века оказался не ко двору иной эпохи. Он был из выродившегося племени вельмож, воспетых Державиным:

Я — князь, коль мой сияет дух,
Владелец — коль страстьми владею.
Болярин — коль за всех болею,
Царю, отчизне, церкви друг…