Она Мальвина (СИ)

Но Пьеро никак не давалась учёба и он с великим трудом запомнил из всего алфавита только букву М, потому что с неё начиналось имя Мальвины.

А у других кукол не было успеха и в этом.

И однажды Мальвина услыхала, как Дьяволино говорил куклам:

— Вся эта грамотность не доведёт нас до добра. Зачем это нам? Только лишняя трата времени и сил. Грамотному тяжелее, чем неграмотному. Это сделает нас гордыми, мы будем хотеть для себя бОльшего, а где это взять, если ничего этого нет? Значит, мы будем страдать от того, что мы чего-то хотим, а этого нет. А зачем нам страдать? Разве нам это нужно? Не нужно. Значит, и грамота эта нам ни к чему!

========== Глава 27. Новый театр Карабаса-Барабаса ==========

Мальвина вышла из-за розовых занавесок своего закутка и поманила Дьяволино пальцем:

— Ну-ка, подойди сюда!

Дьяволино, понурив голову, нехотя побрёл к ней и угрюмо взглянул на неё исподлобья.

— Я думала, Дьяволино, почему у тебя такой мерзкий характер, — заговорила Мальвина, замораживая его взглядом, — и никак не могла понять. Тебе же не хуже и не лучше, чем другим куклам. И только сейчас поняла: причина кроется в твоём имени. Уж очень оно нехорошее!

Она сделала паузу и руками подозвала к себе других кукол, стоявших в отдалении. Это было время обеда и они доедали кашу из своих мисок.

Когда куклы окружили её и Дьяволино, она громко и отчётливо произнесла:

— С этой минуты у Дьяволино будет другое имя. Его будут звать Анжело. Вы все должны звать его Анжело!

— Меня всегда звали Дьяволино! — едва сдерживая злобу, прошипел куклёнок. — Даже когда я был частью дерева! Так меня назвали птицы, потому что в той части дерева, которой был я, они даже не могли вить свои гнёзда, я сбрасывал их на землю!

— А теперь ты будешь Анжело. И ты станешь откликаться на это имя. И все тебя будут так называть или пеняйте на себя.

Дьяволино никак не соглашался, чтобы его звали Анжело. Когда его так величала Мальвина, он отзывался, не решаясь ей перечить. А на других кукол он кидался с кулаками, требуя, чтобы его как прежде звали Дьяволино. От злости у него всё шло наперекосяк и во время ежедневных репетиций у него совершенно не получались танцевальные движения и Карабас-Барабас порол его так, что он терял сознание не один раз и его отливали холодной водой.

Наконец, неприятности и плётка обострили его ум и он понял, что лучше согласиться с Мальвиной и, наконец, перестал противиться своему новому имени. И это дало позитивные результаты: с каждым днём эта озлобленная зловредная кукла становилась мягче и покладистей, что очень нравилось другим куклам, которым прежде было нелегко с ним.

Карабас-Барабас словно заразился каким-то азартом, во что бы то ни стало выдрессировать кукол так, чтобы они научились танцевать. Он не ленился и репетировал с ними самолично днём, перед выступлением в балагане. И за несколько месяцев выучил их вполне неплохо танцевать и даже петь слова песни «полька-птичка», единственную песню, которую знал он сам. Он очень гордился тем, что у него получилось научить чему-то бестолковых деревянных кукол. Он то и дело указывал на них Мальвине рукояткой плети и хвастливо заявлял:

— Ну, что, видела, фарфоровая, как ты не смогла, а я смог! Скоро все куклы будут у меня артистами, может, ты мне будешь даже не нужна.

Он всерьёз на это надеялся. Строительство здания его театра подходило к концу и Карабас-Барабас с головой уходил в созданные им самим иллюзии. Да, за счёт выступлений Мальвины за все эти месяцы он сумел построить себе здание театра, только благодаря этой кукле у него появились большие деньги. Но он ненавидел свою зависимость от неё, что именно её он не может бить, мучить, унижать. И она заставляет его подчиняться ей. Но теперь, считал он, у него будет самый настоящий солидный театр, а не какой-то там полотняный балаган и зрители будут воспринимать его представления всерьёз и платить ему деньги, даже если на сцене будет твориться полная ерунда. И тогда он поставит на колени эту Мальвину, он будет обращаться с ней, как со всеми остальными куклами, а может, ещё хуже.

Кроме танцующих кукол Карабас-Барабас собирался преподнести зрителям другое зрелище. Он самолично написал так называемую остросюжетную пьесу «Тридцать три подзатыльника», которую поставил в разряд комедий.

— Зрители любят острые ощущения! — говорил он. — Это вам не девочка с голубыми волосами. Всем нравится насилие! За это будут платить золотом и серебром!

Когда здание театра было, наконец, достроено, Карабас-Барабас въехал вместе с куклами в своё новое жилище и заказал новые афиши для представления в своём театре. И в этих афишах не было упомянута девочка с голубыми волосами. Театр Карабаса-Барабаса обещал показать пьесу «Тридцать три подзатыльника» и танцы новых деревянных кукол.

— Кончилась твоя сладкая жизнь в моём доме, — говорил Карабас-Барабас Мальвине. — Теперь ты не станешь так интересна зрителям, как раньше. Смотри на это и страдай!