– Прежде, чем ты начнешь меня снова запугивать и грозиться отнять у меня дочь, имей в виду: у тебя ничего не выйдет. Хочешь забрать Лилиану? Давай. Но только что ты будешь с ней делать? Ей нужно постоянное внимание. С ней нужно играть, ее нужно кормить, с ней нужно гулять, вставать к ней по ночам, если ей приснится кошмар. Кто будет все это делать? Ты? Бросишь работу и станешь сидеть с дочерью? Наймешь няньку? Или доверишь ее своей драгоценной Юле? Вот только нужно ли ей такое счастье в виде чужого, еще совсем маленького ребенка? Неужели ты желаешь своей дочери вырасти без матери, под присмотром чужой женщины, которая никогда не будет любить ее так, как я?
Я и сама не знала, зачем говорила все это, для чего пыталась вновь достучаться до бессердечного камня, которым стал самый близкий когда-то человек, вот только чувствовала: сила сейчас на моей стороне. И я не собиралась покорно молчать и уступать.
– Я вообще никому не желаю вырасти без матери.
Голос Кирилла прозвучал глухо, как-то надломленно. И что-то пряталось за этими словами… Боль? Я вспомнила, что его вырастили тетя и дядя. Поняла, что невольно попала в уязвимое место, в ахиллесову пяту того, кто казался несокрушимым.
Сложив руки на груди, я отвернулась. Вовсе не хотела этих словесных баталий, летающих стрел между нами, которые норовили ранить побольнее, задеть слабое место – лишь защищалась. Лишь отстаивала то, что мне было дорого.
Ту, что была дороже жизни.
Кирилл больше ничего так и не добавил. Я протяжно, устало выдохнула. Бросила через плечо, не скрывая горечи и бесконечного разочарования:
– Зачем ты здесь? Еще не все сказал, недостаточно ранил? Неужели я настолько ничего для тебя не значила, что ты теперь так меня мучаешь?
Последнее вырвалось само собой и я тут же зло махнула головой, досадуя на себя за эту слабость, за то, что выдала, что его отношение ко мне все еще имеет какое-то значение…
Послышались шаги. Он остановился совсем рядом. Так близко, что его присутствие ощущалось всей кожей, всем существом.
– Ошибаешься, – произнес отрывисто, словно бы даже… с волнением?.. – Ты важна для меня настолько, что я просто не могу иначе. Не могу забыть. Не могу отпустить… Хоть и понимаю, что стал тебе противен. Ненавистен…
Его слова растекались по душе мучительно-приятным ядом: тем более сильным, чем более неожиданным было слышать сейчас все это.
Я собрала остатки сил, взглянула ему в лицо и отчеканила:
– Ты ничего не перепутал? Я не Юля.
Он обвел взглядом мое лицо, скользнул глазами по темным волосам, оглядел с головы до ног…
– Нет, ты – не Юля, – подтвердил размеренно, словно боялся, что если допустит в голос чуть больше красок и эмоций – они его попросту потопят. И все же голос его сорвался, охрип, когда он добавил:
– Ты – та, кого я искал.
– Чертовы полторы недели, – огрызнулась, защищаясь от его магнетического воздействия, от губительной проникновенности его слов.
Он коротко мотнул головой из стороны в сторону.
– Нет. Всю жизнь.
Я ощутила, как у меня задрожала губа. Прикусила ее с силой, причиняя себе отрезвляющую боль…
– Я шел к тебе всю жизнь. Всю свою проклятую, несчастную жизнь. К тебе одной. Но только теперь это понял.
Его слова, произнесенные так серьезно, так отчаянно, что от этого замирало сердце, казались мне сейчас издевкой. Особым видом пытки… Несмешной шуткой, зачем-то произнесенной вслух…
– Вот как? А еще недавно ты выбирал. Сравнивал… Что же изменилось?
– Я остался без тебя.
Он больше ничего не добавил, словно я должна была понять потайной смысл этих слов и так. Но я больше не хотела гадать, не хотела выдавать желаемое за действительное, придумывать себе любовь, которой никогда не было…
– И что с того? – парировала холодно. – Ты же не думаешь, что после пары красивых слов я все тебе прощу? Что вообще поверю хоть чему-то из того, что ты говоришь, после того, как ты со мной поступил? После того, как сначала уничтожил мою личность, вылепив из меня чужое подобие, а потом сам же растоптал все, что построил? Меня саму растоптал, мои к тебе чувства, мое слепое доверие?
Он прикрыл глаза, словно был не в состоянии на меня смотреть, словно испытывал слепящую боль, невыносимый стыд…
– Я все это знаю, Софи, – проронил наконец, вновь отважно встречаясь со мной глазами. – Знаю, как виноват, знаю, что это невозможно искупить. А еще… знаю, что не могу без тебя. Физически не могу. Словно потерял опору, словно сломался напополам и не могу себя вновь собрать…
Я слушала его с сожалением: запоздалые признания, такие важные слова, которые больше не имели значения…
– Если бы ты сказал все это раньше – я бы тебе поверила, знаешь. Я бы тебя простила. Я бы снова позволила себя растоптать ради того, чтобы просто с тобой быть. Чтобы чувствовать себя нужной, пусть и чужой, фальшивой… Но ты ничего не сказал. И это к лучшему, Кирилл. Потому что благодаря твоему молчанию, твоему бездействию, я теперь знаю, что я без тебя – МОГУ.
Он вздрогнул от последнего слова, будто это были не четыре буквы, а четыре выстрела. Попавшие прямо в сердце.