Она (Новая японская проза)

Вторую половину дня я всегда проводил с Ней. После обеда начинали действовать инъекции, и маму клонило в сон. Я тихонько выскальзывал из палаты и направлялся в комнату волонтеров. Она оставляла там свое рукоделие и шла со мной прогуляться по территории хосписа. Иногда мы проходили через автостоянку к лабораторному корпусу и бродили вокруг него, иногда заходили в теплицу на заднем дворе, а порой просто тихо сидели на диване в комнате отдыха.

Дымка времени, окутывающая мальчика, незаметно таяла, и он начинал с живостью крутиться около нас. Вслед за этим и Она мало-помалу становилась бесстрашной жизнерадостной двенадцатилетней девочкой.

Рядом с ней я всегда находился в плену воспоминаний. Даже если мы заговаривали о чем-то другом — о погоде, политике или модном фильме, — это длилось недолго, и мы быстро возвращались в прежние места. В летний особняк детства.

— Как-то раз меня пригласили к вам на ужин, — убирая со щеки прядь волос, сказала она. и выражение лица у нее при этом было такое, словно ей вспомнилось нечто важное.

Мы сидели на веранде, пристроившись в углу, чтобы не мешать больным.

— Была жареная курица. Лето, а получалось как Рождество. Я впервые ела такое изысканное угощение и страшно волновалась.

— Когда к нам на дачу приглашали гостей, всегда подавалась жареная курица. Покупали у соседских крестьян и зажаривали в духовке. Это было единственное, что могла приготовить мама.

Почему ее в тот день пригласили к нам на ужин, я, конечно, забыл. Со мной такое всегда. Конкретные причины, обстоятельства помню очень смутно. В памяти всплывают только картины с ее присутствием.

У мамы прекрасное настроение, она все время улыбается. «Вот было б радости, будь у нас такая девочка, как ты», — беспрестанно приговаривает она одно и то же. Отец, как всегда, пьет виски. Брат еще совсем маленький, даже с куриными косточками сам справляться не умеет.

— У тебя волосы золотым светятся, — вдруг говорит он девочке.

— Да?

Голос ее звучит безразлично, Очень хочется одарить братца неприязненным взглядом. Странное раздражение охватывает меня. Сам-то я уже давно заметил, что на солнце ее волосы изменяют цвет и кажутся светлее. Такие мгновения были до того прекрасны, что в них нельзя было вторгаться, и я боялся произнести это вслух. Братишка же взял и выпалил, а теперь сидит себе да облизывает жир с пальцев.

— Все дело в лекарстве от астмы. От него цвет волос ослабевает, — произносит она.

Больше никто об этом не заговаривает.

Мимо тихонько проходит медсестра. Раскинувшийся на складном кресле больной широко зевает. Из трубы над кухней поднимается тонкая струйка дыма.

Из-за деревьев появилась кошка. Остановилась у наших ног, словно заранее присмотрела себе место. Улеглась. Та самая кошка, которая чересчур растолстела и теперь у нее сахар в моче. Жира на животе в избытке, лапы еле сгибаются, пристроила их кое-как. Черные кружочки на брюхе растянулись в овальные пятна.

Она вынула из кармана платья виниловый пакет, достала печенье и положила перед самым носом кошки. Та жалобно мяукнула, приподнялась и, ухватив печенье передними лапами, съела. Довольно заурчала.

— Это печенье — наше любимое лакомство… — Произнесла Она, как бы разговаривая сама с собой.

Я промолчал о том, что кошка на диете.

— Мой Пим в то лето на даче умер.

— Да, я тоже сейчас про него вспомнил.

Ее любимый кот умер внезапно. Это был породистый степенный перс. Кажется, у него было что-то вирусное. Я вырыл для него могилу под финиковой пальмой.

— Мальчику ведь под силу большую могилу вырыть, глубокую. А то бродячие собаки раскопают. И не сможет бедный Пим, как положено, гнить себе глубоко в земле.

Пока я работал лопатой, она держала тельце Лима на руках. Сейчас расплачется, тревожился я, но она укладывала Пима на дно ямы, укрывала его одеяльцем, пристраивала любимое печенье, засыпала сверху землей, а слез у нее не было. Даже не моргнула ни разу. Когда могила была засыпана, Она плотно утоптала землю, словно хотела этим помочь Пиму как положено гнить глубоко а яме. Натоптавшись, она в конце концов сказала «спасибо».

Вспоминая прошлое, я подумал, что в то лето было много смертей. Сперва от сердечного приступа умер старик-управляющий. Первое, что сделала наша семья, приехав на дачу, это отправилась на похороны. Потом с поля для гольфа смыло химикаты, и в болотце погибли все крабы. Как-то утром, проснувшись, мы обнаружили в умывальном тазу утонувшего мышонка. В саду засох куст кизила. Отец пил все больше и больше, признаки предстоящей зимней трагедии уже ощущались в его пьяном дыхании. Соседская курица стала угощением у нас на столе. И наконец, похоронили Пима.

Она дала кошке еще одно печенье. Кошка опять мяукнула и съела его. Принялась еще и за крошки, упавшие в траву.

— С тобой я почти забываю, что здесь все пронизано смертью.

Размышляя о многочисленных смертях того лета, я вслух произнес совершенно противоположное, но высказал свои искренние чувства.

— Это место не пронизано смертью. Это мост. Для тех, кто уйдет туда, и для тех, кто еще сюда вернется.