Она под запретом

С трудом досидев до конца ужина, я выскакиваю из-за стола и бегом поднимаюсь в свою комнату. Пытаюсь дать волю слезам, но они застряли в груди жгучей горечью. Сегодня только я горевала по маме. Ужин был просто данью традиции. Все пережили её смерть и пошли дальше, и я снова осталась одна в своей боли.

Не хочу сегодня оставаться в Одинцово. Просто не могу. Я снимаю блокировку с экрана телефона, чтобы вызвать такси, и оборачиваюсь на вежливый стук в дверь.

В приоткрывшемся зазоре стоит Данил.

— Ты уходила из-за стола расстроенной. Что случилось?

Я нахожусь в таком состоянии, что готова злиться даже на Даню. Сегодня годовщина смерти моей мамы. Неужели я должна непременно улыбаться?

— День тяжёлый, — хриплю я, сжимая в ладони телефон. — Почему ты не с Луизой?

— Она помогает Лидии. Я решил подняться и узнать, как у тебя дела.

Я безучастно смотрю, как Данил приближается ко мне, как встаёт напротив и как заглядывает в глаза.

— Ты в последнее время часто расстроенная, — его голос звучит мягко и осторожно. — Если захочешь поговорить, я всегда рядом.

И тут я взрываюсь. Сама не понимаю, как это происходит. Слова сыплются из меня обвинениями, злость в голосе спрятать не получается.

— Зачем ты так, Данил? Для чего это всё? Твои забота, намёки и взгляды? Чего ты добиваешься?

Даня хмурится.

— Ты о чём?

— Ты часто даёшь мне понять, что для тебя я больше чем просто подруга… Каждый раз говоришь или делаешь что-то, отчего у меня голова неделю взрывается, а потом просто возвращаешься к Луизе. Это разве честно?

Данил явно удивлён моей неожиданной эмоциональной вспышкой, даже слегка назад отступает.

— Всё сложно у нас с Лу. Есть родители, мечтающие нас поженить, их общий бизнес, есть наша с ней дружба, — его тон становится на октаву ниже. — И Луиза меня любит.

Его слова вызывают во мне горькую усмешку. Любит. Сестра сама говорила, что соблазнила его просто от скуки.

— А ты сам-то счастлив? Я помню, каким ты был раньше. Другим… Более живым и весёлым.

— Наверное, я действительно был веселее, — тихо усмехается Данил. — Считаешь, пора что-то менять?

— Это не мне решать. Но если уж ты спрашиваешь… Да! — я смотрю ему в глаза в подкрепление своих слов. — Честнее будет расстаться с Луизой, если ты чувствуешь, что тебя влечёт к другому человеку.

Грудь так горит от невыплеснутых слёз и эмоций, что тяжело дышать. Пусть. Пусть это прозвучало жестоко. Люди позволяют себе говорить и вести себя так, как им нравится. Я тоже устала терпеть и молчать.

— Это будет серьёзный удар для всех.

Данил смотрит на меня так пронзительно, что я не выдерживаю: подхватываю сумку и, обогнув его, быстро иду к двери.

Это всё Арсений. Из-за него мне настолько плохо. Он мог поддержать меня в этот день одним своим присутствием, но предпочёл остаться собой.

Данил что-то говорит мне вслед, но я его не слышу. Попрощаться с Луизой и отчимом максимально спокойно. Улыбнуться Косицким. Сесть в такси.

При спуске по лестнице живот скручивает знакомый спазм. Хотя бы одна хорошая новость на сегодня. Пришли месячные.

Зайти в гостевой туалет (тампоны у меня с собой). И я не поеду домой. Я так долго молчала, что сейчас впервые чувствую потребность говорить правду, не заботясь о чувствах других. С Данилом получилось. Теперь пришло время Арсения.

Глава 51

Арсений

Восемь лет назад

Голова плывёт от выпитого виски, даже несмотря на принятый ледяной душ. Я нащупываю на тумбочке телефон и, повалившись на кровать, перебираю ленту сообщений. «Ты где? Я тебя потеряла». Это София. «Завтра, как оклемаешься, приезжай ко мне. Продолжим праздновать». Радкевич. Только на его дне рождения я третий год подряд так сильно напиваюсь. У Вовы сильны навыки тамады.

Устав от тупого разглядывания экрана, я выключаю светильник и закрываю глаза. В темноте головокружение усиливается, и я пытаюсь стабилизировать себя силой мысли. К двадцати одному пора бы уже научиться пить. Хотя отпраздновали мы весело.

Скрип двери заставляет меня открыть глаза. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, откуда посреди кромешной темноты взялась узкая полоска света.

— Спишь?

Обшарив рукой воздух справа от себя, я снова включаю светильник. Знакомая фигура проступает из темноты, вспыхивая жёлтым. Распущенные волосы, длинная кружевная майка, голые ноги. У меня даже удивиться не получается. Мозг, залитый алкоголем, слишком отупел.

— Какого хера ты тут забыла?

Суку ни мой вопрос, ни моя грубость не смущают. Она раздвигает пухлый рот в улыбке и продолжает двигаться ко мне.

Людмила не понравилась мне с момента, как переступила порог нашего дома вместе со своей дочерью. И дело было не в том, что отец якобы заменил мою мать этой женщиной. Мою мать нужно было заменить гораздо раньше, ещё до того, как она начала таскать малолетнюю Луизу по квартирам своих любовников ради железного алиби в глазах отца. Эта сука не нравилась мне на уровне интуиции.