Дома никого не было. Я достал свои ключи, открыл дверь и вошел внутрь. Еще не успел снять пальто, как все нутро постепенно стало заполнять странное щемящее чувство, проснувшееся в самых глубинах моего сознания.
Воздух, наполненный запахами жареного мяса вперемежку с лаком для волос и дешевыми мамиными духами, манил и будоражил все рецепторы головного мозга.
Врачи правы, когда говорят, что человек находящийся в коме, может реагировать на голос матери, запах ее кожи и прикосновения рук.
Все эти запахи, бытовой уют, наледь на стеклах вызвали во мне приступы ностальгии о давно ушедшем детстве.
Как просыпаешься утром в воскресенье позже всех, подбегаешь к окну босыми ногами, а на градуснике мороз в минус тридцать и метель. Тут же нос улавливает, как с кухни веет духовитым лавровым листом и жареным фаршем. Засовываешь ноги в тапки и, не умываясь, бежишь на кухню, где вся семья - брат, мама и отец, под радио "Маяк" с чаем едят блины, начиненные мясом, да так, что трещит за обеими щеками.
- О, кто к нам пришел, - говорит мама, улыбаясь. - Чаю и блинов его величеству пожалуйте.
Папа брал меня своими ковшами и усаживал на табурет рядом. Мама ставила тарелку с пышущими от жара блинчиками и наливала чашку свежезаваренного чая. А я сидел и, болтая ногами, как хомяк, поедал блины один за другим.
Кажется, что совсем недавно эта квартира была моим домом и крепостью, где я из стульев, подушек и покрывал строил свои непреступные замки, где всего пару кубиков, солдатиков и заводная машинка были мне целым миром, рисуемым в воображении.
Сейчас в моей комнате остался только стол, на котором стоял компьютер с обоями двухлетней давности, да потрепанный сборник научной фантастики из заводской библиотеки, который я не успел вернуть до ее закрытия. Всю остальную мебель либо продали, либо выкинули, либо отвезли в деревню по моей же просьбе, когда мы съехали на съемную квартиру.
Я помыл руки душистым мылом, сполоснул бледноватое лицо, вытерся чистым, пахнущим свежестью полотенцем, и лег на мягкий диван в зале.
Сразу отдалились проблемы, склоки на работе, но вернулось бульканье в легких и хрип.
- Нужно как-нибудь выкроить время и все-таки сделать флюорографию, - подумал я.
Потрогал лоб - горячий. Подмышки тоже горели.
Входная дверь открылась, зажегся свет в коридоре, и послышался голос мамы. Я не спеша встал и пошел встречать.
- Неужто его величество само пожаловало? - спросила с улыбкой мама, ставя к зальной двери пакеты.- Здравствуй, сынок.
- Привет, - сказал я, немного, смущаясь.
- Сейчас разденусь, руки помою, и будем обедать.
- Я ненадолго.
- Что значит, опять ненадолго? Ты посмотри на себя. Дошел весь.
- Ничего не дошел, - пробубнил я. - А отец где?
- В гараже. Где ему еще быть. Днями там торчит. Лучше бы работу нашел.
- А я сегодня Витю видел. Приезжал ко мне утром.
- А твоя-то королева куда делась?
- Она на тренинге. Скоро должна уже вернуться.
- На тренинге.... Знаю я эти тренинги. Муж дома, а она гуляет.
- Ну не начинай. Она действительно по работе улетела. Кстати, скоро могу получить повышение. В пятницу на собеседование заключительное ходил. Знаешь, какой там строгий отбор?
- Я и вижу. Одежда мятая, грязная. Щеки ввалились.
- Да где она грязная-то?
- Вон коленки на брюках желтые, посмотри. Оставь дома, постираю. Джинсы на переменку наденешь.
- Ну, мам...
- Снимай, снимай.
Я бросил взгляд на пакеты с едой.
В детстве я всегда ждал маму из магазина. Мне все казалось, что вот следующий кулек будет обязательно с чем-нибудь необычным. Все эти пакетики, бутылочки, коробочки -такие редкие и только в день зарплаты, которую могли по полгода задерживать. Приходилось экономить, чтобы прокормить семью из трех мужиков. Это, наверное, был единственный повод, когда мама причисляла меня к мужикам. Так обычно я всегда в ее глазах оставался маленьким сыночком.
Мама начала возиться на газовой плите с утварью, подогревая обед. Запахло жареными яйцами и вареной колбасой, картошкой с луком. Из холодильника были вытащены на свет миски с квашеной деревенской капустой, домашними опятами и солеными огурцами. Все из деревни.
На деревенской картошке, сале и яйцах мы и выжили в голодные девяностые, когда рушилась страна, и лихорадило завод.
Что-то со мной происходило в эти минуты. Мне не хотелось вставать из-за стола. Я снова был ребенком, мама была рядом. Даже любовь к жене отодвинулась на второй план. Я понимал, что вот только стоит сейчас сделать маленькое усилие, стоит только принять твердое решение, и я обрету покой и полное умиротворение.
Нужно просто не уходить никуда из квартиры, и все вернется на свои места. Все будет по-прежнему. Злой, суетный мир оставит меня в покое. Не будет спешки, недосыпов, ссор с женой, призраков ее измен, вечных недомолвок, дурацких подколок и насмешек со стороны тестя с тещей.
Запереться сейчас в теплой квартире, отключить телефон и остаться здесь навсегда. Стоит только подойти к маме, этой худенькой измученной семейными неурядицами женщине, обнять ее, как раньше, попросить прощения, и король вновь обретет свое маленькое королевство.