Но я ошибся. Вероника не только не переоделась, её вообще не было дома. Лишь заспанный и от этого хмурый Платон вышел из детской, недовольно жмурясь от яркого света.
— Где Ника? – спросил, уже собираясь набрать ей.
— Ей кто-то позвонил, — пробурчал малец. – Она стала странная. Собралась и ушла.
— Что она сказала?
Платон нахмурился ещё сильнее. Потёр глаза и зевнул.
— Платон, — поторопил нетерпеливо.
— Да ничего она не сказала. Сказала, чтобы я спал и всё.
Едва не ругнувшись при нём, я почти нажал кнопку вызова, но телефон зазвонил сам. Ника, чёрт возьми.
— Да! – рявкнул в трубку. – Где тебя носит? Ты…
— Не кипятись, Афанасьев.
Голос принадлежал не моей жене. Каждая мышца натянулась до предела, кровь застыла, по башке как обухом шарахнули. Прижимая телефон к уху, я ловил каждый звук.
— Где моя жена, Градский? – жёстко, холодно.
Сукин сын! Если он хоть пальцем её тронет, не поможет ему ничто. Ни связи, ни деньги.
— Со мной. Я предложил ей прогуляться, и она любезно согласилась составить мне компанию.
— Дай мне её.
На несколько секунд в трубке повисла тишина. Были слышны только чуть уловимые шорохи.
— Дим, — Ника говорила очень тихо. – Я…
— С тобой всё в порядке? – не дал ей договорить. Это было единственным, что в данный момент меня волновало. Всё остальное потом.
— Д-да.
— Уверена?
— Да.
И опять тишина. У меня заходили желваки. Нужно было нанять людей, но, дьявол, я ожидал, что этот ублюдок выйдет сразу на меня. Не в его правилах было вмешивать жён и детей. Зря я не послушал Каштана. Почувствовав опасность, Градский заметался и от этого стал ещё опаснее.
— Мы неплохо проводим время. Но ты наверняка не откажешься к нам присоединится. Я прав?
—Где? – схватил с тумбочки брелок от машины.
Чёрт. Платон продолжал стоять рядом хмурясь. Взглядом показал ему на детскую, сам вернулся в спальню. Градский назвал адрес. Мысленно я прикинул, где это. Окраина, если память не изменяет.
— Не задерживайся, Афанасьев, — он хмыкнул. – А то я могу заскучать.
Свет фар выхватил из пустоты длинную, изуродованную граффити бетонную стену. Некогда территория принадлежала заводу, но сейчас тут не было ничего, кроме заброшенных построек и пустыря перед ними. Только я хотел набрать Нике, сбоку вспыхнул свет. Фары ещё одной машины.
— Ублюдок, — процедил сквозь зубы. – Ничего. Допрыгаешься.
Главным было не накручивать себя. Не думать о Нике и малыше. Когда-то я откровенно врал Агатову, что в отличие от него у меня нет слабых мест. Это место было одно для нас обоих – Крис. Но это не шло ни в какое сравнение. Вероника стала для меня не просто слабостью – она стала для меня смыслом двигаться вперёд, смыслом строить будущее, да, чёрт возьми, просто смыслом жить.
Остановив внедорожник параллельно машине Градского, я взял конверт и вышел на улицу. Воздух был спёртым и влажным. В момент, когда я, подойдя, открыл дверь со стороны переднего пассажирского кресла, издалека донёсся раскат грома.
— Я уже начал думать, ты решил остаться дома, — выговорил Иван, повернувшись.
За этот год седины в его тёмных волосах заметно прибавилось, морщины в уголках глаз стали глубже. Мысли в голове неслись стремительно. Боковым зрением я видел зажатую на заднем сиденье между двух прихвостней Градского Нику. Бледная, она едва дышала. И без того хрупкая, на фоне этих двоих выглядела она пойманной пташкой. Желание пустить в голову Градскому пару пуль стало неимоверным.
— Ты выбрал паршивое место, — сказал сухо, не сводя с Градского взгляда. – Дела идут совсем плохо? Помнится, раньше ты предпочитал более пафосные места.
Рот его искривился, из взгляда исчезло деланное благодушие. Теперь это был тот самый самолюбивый сукин сын, каким я его знал. Так-то лучше.
— Не ожидал, что ты захочешь встретиться лично, — продолжил я. – Неужели у мэра столицы нет других дел?
— Дел у меня достаточно. Но кое-что требует особого внимания. Предпочитаю важные дела решать самолично, — его рот опять искривился.
Самолично, значит. Тварь.
— Отпусти её.
У меня было то, что нужно ему, у него – моё. И мы оба это понимали, оба держали друг друга за глотку. Градский не выдержал первым. Кивнул на конверт у меня в руках. Ничего не сказав, я вытащил листок и протянул ему.
— Мне нужны все документы, — пробежав взглядом по строчкам, он резко поднял голову и повторил с нажимом: — Все.
Я стиснул зубы. Именно этого я опасался, именно об этом говорил Каштан. И здесь друг тоже оказался прав, мать его.
— Других бумаг у меня нет.
— А это уже меня не волнует, — глаза его недобро блеснули.
В тишине было слышно, как ветер прокатил по асфальту пустую банку. Небо разрезала вспышка. Я смотрел на Градского, но видел Нику. Её ставшее ещё бледнее лицо, её напряжённые плечи.
— Тебе нужно, чтобы твоя семья была в целости, мне нужны документы. Решай этот вопрос, Афанасьев. И решай в ближайшее время. Это в твоих интересах.
— Документы у Агатова.
— Именно. Если бы ты был умнее, их бы у него не было.
Здесь паршивый ублюдок был прав. Только дело это не меняло.