Она уходит со мной

Я не успела не то что встать — сделать выдох, а он схватил меня и рывком поставил на ноги. Болтнувшийся ремень хлестанул меня по голени. Герман обвёл взглядом комнату. Взял мой рюкзак и, раскрыв, вытряхнул всё, что было внутри, на постель. Фантики от карамелек вперемешку с монетами. Два тампона и нижнее бельё, которое я так и не убрала в шкаф. Поморщившись, он пригоршней сгрёб всё обратно. Туда же — свитер, висевший на спинке стула.

— Что ты делаешь? — выдавила я. — Герман, что ты делаешь?! — схватила его за руку, когда он выдвинул ящик тумбочки.

Босая, с болтающимся на руке ремнём, растрёпанная и донельзя напуганная, я не хотела верить в вызвавшую панику догадку. Так и неоправленная кофта сама опустилась вниз. В животе сводило от страха, глаза жгло от слёз. Не закрывая рюкзак, Герман взял конец ремня и, намотав на руку, выволок меня в коридор. Швырнул рюкзак к двери, меня — к вешалке с курткой. В последний момент я успела развернуться. Герман оказался в нескольких сантиметрах. Обхватил мою шею сзади и крепко сдавил. Морщась, втянул носом воздух. Как сторожевой пёс, почуявший запах чужака, оскалился.

— Ненавижу шлюх, — просипел он, опустив взгляд на растянутый воротник моей кофты. Снял с крючка куртку и бросил в меня. — Убирайся.

Отступил. Только что я чувствовала его запах, дыхание его опаляло губы, теперь меня пробирал леденящий озноб. Пальто Германа лежало на тумбочке позади него, ворот его рубашки был расстёгнут на две верхние пуговицы. Как он вернулся, я не слышала. Да и разве могла слышать?

— Если ты меня выгонишь, — просипела, комкая куртку, — я не отдам тебе…

Пренебрежение, отразившееся в его глазах, скривившее его губы, заставило меня замолчать. Отперев дверь, Он взглядом указал мне на выход. Я не сдвинулась с места. Не знала, что делать.

— Ещё секунда, и ты пойдёшь босиком.

Проверять, сдержит ли он слово, я не стала. Подхватила с пола кроссовки и вышла на лестничную площадку. Рюкзак упал рядом с моими ногами. Я развернулась в попытке хоть что-то объяснить. Герман взял меня за руку. Пальцы прошлись по коже, петля ослабла, ремень оказался у него.

— Своё я получу, девочка, — угрожающе сказал он. Его «девочка» прозвучало с подтекстом. Ещё более унизительно, чем звучало до этого «шлюха». — Хорошо начинаешь, — дотронулся до моего лица. Погладил скулу. — Далеко пойдёшь.

Рука его исчезла, меня оглушил хлопок двери. Внутри всё оборвалось.

Ничего не соображая, я обулась. Взяла рюкзак и только оказавшись внизу, поняла, что на мне домашние штаны, а куртку я всё ещё держу в руках.

Консьержка посматривала, но молчала. Ежу понятно, что догадалась. Вначале Кеша, будь он неладен, потом вернувшийся домой Герман. Изо всех сил стараясь не дать волю слезам, я натянула куртку поверх домашней кофты. Влажные волосы холодили спину, пальцы не слушались. Оглушённая, вышла на улицу и обессиленно привалилась спиной к стене дома. Выдержка кончилась. Прижимая к груди рюкзак, я громко заскулила. Ноги держать меня перестали, и я скатилась прямо на асфальт. Сдавила пальцами рюкзак и, уткнувшись в него, заплакала.

— Да чтоб тебя, — прошептала я.

От бессилия, злости на Кешу, на саму себя и не прошедшего страха подташнивало. Через час мне нужно забрать брата из сада. Только куда я его поведу?! Куда?! В нескольких метрах от меня остановилось такси. Дверца открылась, и я увидела дорогие женские туфли. Шмыгнув носом, подняла взгляд. Вышедшая из машины девушка прошла мимо, посмотрев на меня чуть ли не с отвращением. Домофон запиликал и умолк, дверь открылась и закрылась. Облизнув губы, я прижалась затылком к стене и проводила такси. Герману нужно то, что было в бумажнике. Или… Или уже не нужно?! Вытерла лицо и заставила себя встать. Домой нам с Платоном идти нельзя. Тогда куда? Куда?!

Через час я вела брата к воротам сада. Что делать, так и не придумала.

— Я есть хочу, — заявил он, потянув меня за руку. — Вероника.

— А в саду ты не мог поесть? — ответила с раздражением.

— Я поел. Но там была мерзкая каша.

— А я тебе хотела предложить в парке погулять, — постаралась смягчить тон, хотя у самой на глаза то и дело наворачивались слёзы. — Хочешь на качелях покачаться?

— А ты со мной покачаешься?

Кажется, мне удалось отвлечь его. Хоть ненадолго. Но как отвлечься самой, если до ночи всего несколько часов, а идти нам некуда. Разве что к Кеше. Только после сегодняшнего… Чем придётся расплачиваться за ночлег, мне было ясно. Что было бы, если бы Герман не пришёл?

— Ты плачешь? — вдруг спросил брат.

Я поспешно смахнула слезинку и отрицательно мотнула головой.

— Соринка… Просто соринка попала, — соврала и открыла калитку.

Подняла голову. Напротив ворот стоял огромный чёрный внедорожник. Возле него — одетый в чёрное мужчина. Чёрный пиджак, чёрные джинсы. Невольно я сжала пальцы Платона. Сделала по инерции пару шагов и замерла. Герман не сводил с нас взгляда. Тёмного, мрачного.

— В машину, — тихо сказал он, когда я всё же пересилила себя и подошла.