Она уходит со мной

Герман задержался на мне взглядом. Словно моя откровенность вызвала в нём больше интереса, чем попытка соблазнения. Я ковырнула рыбу. Просто отломила кусочек вилкой и съела. Чуть оттопырив мизинец, он поднёс бокал к губам. Я улыбнулась кончиками губ.

— В чём дело? — осведомился он, и я мотнула головой.

Тоже чутка оттопырила палец.

— Ты пьёшь, как аристократ. Как… лорд. Да и вообще…

Герман резко перевёл взгляд с меня на дверной проём позади. Поставил бокал на стол.

— Прости, я, наверное, сказала глупость.

— Всё в порядке, — сухо, но без злости. Что было в моих словах такого, без понятия. Но его это задело.

Некоторое время тишину в кухне нарушало только позвякивание столовых приборов. Исходило оно преимущественно от меня — Герман ел бесшумно. Я поглядывала на него исподлобья. Добился ли он того, что у него есть упорной работой или родился с серебряной ложкой во рту? Я и предположить не могла, что окажется верным. Потому что до этого дня предположения так и оставались предположениями, а Герман — тайной. Поймав мой взгляд, он ответил вопросительным.

— Зачем ты сюда приехал? — спросила, обхватив бокал обеими руками. Поставила локти на край стола и слегка склонила голову.

— А почему я не мог сюда приехать?

Я пожала плечами.

— Потому что такие, как ты, сюда не приезжают. Разве что, — махнула рукой, чуть присвиснув, — транзитом через заправку.

Он тихонько усмехнулся. Отложил вилку. Спохватившись, я убрала со стола локти, хоть было уже поздно. Кажется, в каком-то фильме гувернантка говорила своей воспитаннице, что ставить локти на стол — дурная манера. Свистеть, конечно, тоже, это я и так знала. Сделала последний глоток. Бокал опустел, а Герман так и смотрел на меня. Молча наполнил снова — мой, затем свой.

— Здесь не задерживаются. Тем более, такие, как ты.

— Такие, как я?

Я кивнула.

— Люди с деньгами, с возможностями. Те, кто, — вспомнила про книжку в ящике тумбочки, отпила вино и поставила вино на стол, — может быть Богом. Или почти Богом.

— То есть ты считаешь, что я могу быть Богом? — между моими словами и вопросом прошло несколько секунд. Герман смотрел с прищуром, медленно потягивая вино стоимостью с маленькое состояние для многих местных.

Я ещё раз пожала плечами. Потом согласно кивнула. И снова он ничего не сказал, только, взяв бутылку, откинулся на спинку дивана. Вдумчиво смотрел на этикетку, хотя я подозревала, что ему она не интересна. Наконец он вернул вино на место. После двух бокалов щёки у меня раскраснелись, лицо горело.

— Эта книга не о деньгах, Вероника, — когда я уже не ожидала продолжения, вдруг сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. От его пронизывающего взгляда я вспыхнула. — И не о возможностях.

— А о чём? — вопрос сам слетел с губ.

Герман мрачно усмехнулся и, высвободив у меня из пальцев стеклянную ножку, подлил вино. Вернув бокал, накрыл мою руку своей. И опять взгляд в самую суть меня.

— В твоей жизни есть что-нибудь, о чём ты жалеешь? — высвободила руку. Чтобы унять вызванный его прикосновением, его взглядом жар, отпила прохладное вино. Только это не помогло. В подсвечнике на столе горела квадратная свеча без запаха, но, если бы я поднесла к огню ладонь, вряд ли бы кожа пылала так же сильно, как от прикосновения сидящего напротив мужчины.

— Знаешь, в чём разница Богов и людей? — Я посмотрела с вопросом, и он продолжил: — Боги наблюдают, но не вмешиваются. Люди зачастую лезут, не наблюдая. У Богов есть безграничная власть…

— У тебя тоже есть безграничная власть, — пылко перебила я.

— Я считал, что могу держать под контролем всё, — никак не отреагировав на мои слова, проговорил он. — Считал, что могу пустить события по тому сценарию, который нужен мне. Что я всё держу под контролем. Оказалось, что нет. Из-за моей самоуверенности погибла женщина, Ника. Женщина и ребёнок.

Только отпившая вино, я не смогла проглотить его. Даже сердце перестало биться. Но взгляд Германа был спокойным.

— Богом быть слишком трудно, Ника, — сказал он и поднялся из-за стола. Достал ещё одну бутылку вина из холодильника и, сняв с пробки защитную плёнку, взял штопор. Я притихла. Подняла взгляд.

— Извини, — выдавила неловко.

— Никогда не извиняйся за вещи, к которым ты не имеешь отношения, — вогнал штопор остриём. Несколько движений, и пробка вместе со штопором оказались на столе. Герман обошёл мой стул, встал позади и положил руки мне на плечи. Наклонился и втянул носом у моего виска. — Ты пахнешь печёными яблоками, — горячим шёпотом по коже. До мурашек, ладонями по рукам.

Не глядя, он взял бутылку за горлышко. Обхватил мою кисть и потянул, заставляя подняться. От близости перехватило дыхание. Между нами были считанные сантиметры, и я чувствовала запах его одеколона. Чувствовала исходящий от его пальцев огонь. Нет, этот огонь зародился внутри меня и теперь струился по венам. Взгляд Германа был слишком опасным, и мне бы нужно было остановить его. Вырвать руку и не позволять себе думать, что наши миры могут сложиться в один. Я ведь не сыгранная знаменитой актрисой героиня.