«Вице-адмирал впервые приводит серию доказательств того, что „Курск“ погиб в результате столкновения с иностранной подводной лодкой. Мы не знаем, почему он решил рассказать об этом именно сейчас. Военные, занимающие столь высокие должности, очень редко делают подобные заявления без согласования с руководством — вплоть до президента России. Если такое согласование было — значит, после подъема „Курска“ комиссии удалось получить окончательные доказательства столкновения. Если же его не было — значит, вице-адмирал пошел ва-банк, ставя честь офицера выше своей карьеры».
Мой комментарий:
С таким редакционным заключением я согласиться не могу: доказательствами являются такие сведения, которые подтверждают или опровергают обстоятельства, подлежащие доказыванию. Если имеется попытка доказать факт столкновения «Курска» с иностранной подводной лодкой, то такими сведениями были бы показания очевидцев, официальные заявления представителей иностранных государств и, наконец, вещественные доказательства.
Моцак говорит о том, что кто-то выходил на связь с позывным «Винтик», но не сообщил об этом на допросе, не ссылается на источник получения этой информации. Можно ли это сообщение Моцака назвать доказательством?
Вопрос риторический. Наверняка важным доказательством присутствия — не столкновения, а присутствия! — иностранной подводной лодки мог быть буй с этой лодки, но его нет. А можно ли давать оценку того, чего, нет? Моцак — может, а я — нет.
От перечитывания этого интервью Моцака меня начинает подташнивать — от вранья про беспомощность Военно-морского флота, про поиск самолетами неизвестной подводной лодки, про топливное пятно…
Придумал про живых моряков в отсеках 5 и 5-бис, хотя не может не понимать, что затопление отсеков «Курска» шло от носа к корме. Последним затопленным отсеком, где оставались живыми подводники, был 9-й.
Ни одного доказательства столкновения «Курска» с иностранной подводной лодкой Моцак не приводит и ограничивается исключительно намеками. Эту версию он даже не озвучивает, разделяя личное мнение и официальную позицию. Так что смелости в его словах я не вижу. Что же касается редакционного утверждения о том, что Моцак ставит «честь офицера выше своей карьеры», то нельзя ставить выше карьеры то, чего нет. Он вместе с другими адмиралами послал «Курск» на гибель.
А с карьерой у Моцака все в порядке — с мая 2004 года он является помощником представителя президента Российской Федерации по Северо-Западному федеральному округу и назначен после «скандального» интервью.
Но закончим с интервью и зададим Моцаку несколько вопросов.
Вопрос первый: Михаил Васильевич, начальник Главного штаба ВМФ адмирал Виктор Кравченко 26 июля 2000 года направил вам телеграмму следующего содержания: «Требую: обеспечить дежурство спасательного судна с подводными аппаратами в составе СпасО ОКВС при нахождении в море ПЛ (рассмотреть вопрос перевода АС-30 или передачи сформированных АБ из района главной базы в район ОКВС). Исполнение доложить 15 августа 2000 года». Почему указание начальника Главного штаба ВМФ вами выполнено не было и вы, как сами указываете, «наводили» силы спасения, когда спасательные суда должны быть в море, а не на базе?
Вопрос второй: Вы утвердили план «План поисково-спасательного обеспечения комплексной боевой подготовки СФ». Почему:
• в «Плане…» кораблем оказания первой помощи назван РКР «Маршал Устинов», который при аварии АПЛ никаких действий по поиску и спасению не выполнял;
• не были включены в дежурный СпасОСФ или в силы наращивания АС-15, АС-36, ПК-7500, ГС «Свирь»;
• не было определено, какие дежурные спасательные группы должны выделяться, от каких воинских частей и в каком количестве;
• не были определены (где и в каком количестве) дежурные барокамеры флота, дежурный автотранспорт для обеспечения ПСР;
• не были определены командир сил поиска и руководитель спасательных работ по видам аварий;