Она уже мертва

Все фотографии сняты на среднем плане, слегка небрежно, иногда – не в фокусе. Но в том, кто является их главными героями, никаких сомнений не возникает. И тревоги тоже – это совершенно обычные снимки. Вряд ли они станут украшением семейного альбома, их место – в братской могиле таких же необязательных малостраничных фотоотчетов на дне нижнего ящика письменного стола.

– Очень мило, – сказала Полина и перевернула страницу.

Этот-то как сюда попал? Лобастый парень в грубом свитере под горло и в джинсах. Поверх свитера идет выцветшая надпись:

POUR BARBARA

LAQUELLE DE CRACHER SUR DU CINÉMA.

EN TOUTE AMITIÉ.

BERNARD ALANE

Парень кажется Полине очень знакомым, хотя это невозможно, немыслимо. Открытке (именно открытке, не фотографии) – лет пятьдесят. Она пожелтела от времени, верхний и правый ее края украшены старомодными зубчиками, а нижний и левый – отрезаны: совершенно очевидно, что открытку подгоняли под размер альбома. И делали это второпях – уж очень неровными выглядят линии среза.

– Кто это?

– Там же написано, – Тата пожала плечами. – Бернар Алан.

– Никогда о таком не слыхала.

– Я думаю, он актер. А Барбара… Та, кому подписана открытка, – его поклонница. Барбаре, по-дружески. Бернар Алан.

– Ты знаешь французский?

– Немного. Но я не знаю, что здесь делает этот парень.

– А все остальные?

– Досмотри альбом до конца.

На следующей странице Полина увидела себя. И снова на среднем плане, вполоборота, без всякой оглядки на объектив. Она тотчас же вспомнила интерьер – московский Дом художника на Крымском Валу, фестиваль независимого кино «Tomorrow» (логотип фестиваля тоже попал в кадр). На просмотры Полина ходила одна, без спутников, а статью о самом фесте сдала лишь неделю назад.

Это совсем свежий снимок.

Ему не больше двух недель, воспоминания о коротких вспышках фотокамер в фойе и на этажах еще не стерлись. Но снимали отнюдь не Полину, а организаторов фестиваля, участников и кураторов программ, залетные медийные лица. Кому пришло в голову щелкнуть заодно и ее – случайно или намеренно? И как снимок, сделанный в Москве, попал в Крым?

– Удивлена? – спросила Тата.

– Скажем, хотела бы получить некоторые разъяснения.

– Я тоже была удивлена, когда увидела себя. Я не помню самого факта съемки, хотя память у меня хорошая. Профессиональная.

– Что говорят остальные?

– Ты первая, кому я это показала.

Означает ли это, что Тата доверяет Полине, которую знает полчаса, больше, чем всем другим кузенам и кузинам? Если так, то…

– Ты приехала только сегодня. Следовательно, не могла подбросить мне чертов альбом.

Вот и объяснение. Непонятно только, почему невинные снимки (каково бы ни было их происхождение) вызывают у Таты настороженность, граничащую с паникой. А она именно паникует, хотя и пытается это скрыть. Не слишком умело, иначе давно бы стерла пот с висков.

– Надеюсь, все разъяснится в самое ближайшее время, – Полина ободряюще улыбнулась сестре. – Тем более что в фотографиях нет ничего криминального…

Капель так много, что им уже тесно на висках, – и они устремляются вниз, к подбородку. И образуют там некое подобие запруды, на которой покачивается лодка с высоко задранными носом и кормой – Татина улыбка. Жалкая и саркастическая одновременно.

– Последняя страница.

Тата говорит шепотом, но ощущение такое, что она кричит. И этот до конца не проявленный крик пугает Полину и сбивает с толку. Трясущимися руками она перелистывает еще несколько – пустых – страниц и оказывается лицом к лицу с… мертвой девушкой. В отличие от всех предыдущих, это очень качественный снимок. Никакого расфокуса, глубокие цвета, продуманная композиция. Девушка юна и хороша собой, но красота ее разбивается о темно-бордовую полосу на шее. Это не что иное, как след от удавки.

Девушка была задушена, а потом найдена (возможно – опознана) и теперь лежит на прозекторском столе, укутанная простыней.

Полина не может отвести взгляда от зловещей борозды, ну почему, почему ближе всех к смерти неизвестной красавицы оказалась именно она? Не Тата и не Маш, и даже не Шило, для которого такие снимки не потрясение, а часть ежедневной рутинной работы? Почему все остальные спрятались за джинсами и свитером неведомого ей Бернара Алана, а на рандеву с чьей-то смертью выпихнули именно ее? По-дружески. En toute amitié.

– Кто эта девушка?

– Ах да… Ты ведь только приехала и можешь быть не в курсе. Это Аля.

– Аля?

– Родная сестра Гульки. И наша с тобой сестра.

– Маленькая Аля? – до Полины с трудом доходит смысл сказанного Татой. – Разве она…

– В том-то и дело, что она жива. У тебя будет возможность в этом убедиться. И даже поговорить с ней.

– Тогда что означает эта фотография?

– Я не знаю.

– Дурная шутка?

– Или предупреждение об опасности.

– Почему-то отправленное тебе, а не ей?

– Я не знаю.

– А кто-то другой, кроме тебя… Не получал подобных фотографий?

– Я не знаю, не знаю, не знаю!..