Она уже мертва

– Я не помню, что было здесь раньше. На месте этого дома. А ты?

– Ничего особенного тут не было, – Шило неопределенно пожал плечами. – Заброшенный участок с халупой посередине. А в халупе жил какой-то дедуган. Я пару раз сталкивался с ним, но без последствий.

– Лазал по чужим садам? – понимающе улыбнулась Полина.

– Можно сказать и так. Что еще делать малолетнему пацану?

– Ты уже давно вырос.

– Есть такое. Но вот… решил вспомнить детство.

– Поэтому заглянул сюда?

– Почти. Когда-то здесь был спуск к воде. Тропа. О ней я и подумал сегодня. Все остальное – дело техники.

– А… если бы не было этого пролома?

– Он есть, как видишь.

– И ты сразу нашел его?

– Почти. Говорю же – интуиция.

– Хозяин дома не обрадовался бы такому вторжению.

– Хозяина нет. Я такие вещи сразу просекаю. То есть… он, конечно, есть. Гипотетически. Окопался где-нибудь в Лондоне… Или в Монако.

– С чего ты взял?

– Богатый домишко. И построен с размахом. Человеку без достатка такое предприятие не осилить.

– Не вижу логики. Стоит ли выстраивать хоромы, чтобы потом бросить их на произвол судьбы?

– Можешь проконсультироваться у нашего миллионера, когда он приедет. Насчет логики и всего остального.

Конечно же, Шило имел в виду Сережу. Но имени двоюродного брата вслух не произнес. Да и говорил о нем со скрытым презрением, что совсем не понравилось Полине. Подобные недобрые чувства – следствие обычной зависти неудачника к успешному человеку. То же испытывала к Сереже и Маш, и наверняка все остальные. И лишь Лёка по-настоящему любил его. Но любовь деревенского дурачка ничего не стоит. И ее, Полинина, любовь не стоит. Иначе Сережа давно был бы здесь. Иначе он приехал бы в Питер десять лет назад, пятнадцать. Или написал бы ей ободряющее письмо и просто позвонил. Не исключено, что он платит своей многочисленной голоштанной родне той же монетой – презрением. Но, скорее всего, даже на это Сережа не затрачивается. Для него все они – насекомые. Бабочка-огневка, бабочка-капустница, пара богомолов и клопы-солдатики. Есть еще стрекоза красотка-девушка, но пожертвовать ею оказалось легче всего.

Кто же собрал ту проклятую коллекцию?

– …Вот здесь я ее нашел.

Это была небольшая смотровая площадка, скрытая от посторонних глаз левым крылом дома. А сам дом застыл метрах в десяти от обрыва, откуда открывался потрясающий вид на море. Еще одна терраса – точная копия выходящей в сад – заканчивалась невысокой балюстрадой, но подойти к ней и заглянуть вниз у Полины не хватило духу. Как не хватило духу приблизиться к площадке, на которой стоял теперь Шило.

– Так что тут произошло? Ты примерно представляешь?

– Скорее всего, она смотрела на море. И кто-то приблизился к ней и ударил по затылку чем-то тяжелым. Вот только…

– Что?

– Не могу взять в толк, как ему удалось проделать все это незаметно.

– Не понимаю, о чем ты?

– Галька. Все дорожки здесь посыпаны галькой.

Полина взглянула себе под ноги: так и есть, галька повсюду. Каждый шаг приводит камешки в движение, они скрипят и трутся друг о друга. Не услышать этот шум невозможно.

– Ну-ка, пройдись! – скомандовал Шило, повернувшись к Полине спиной. – Только постарайся не шуметь.

– Мне пройтись на цыпочках?

– Валяй на цыпочках.

Полина в точности выполнила все указания брата, но после того, как она преодолела первые несколько метров, Шило воскликнул:

– Я все слышу!

– Слышишь, потому что хочешь услышать. Потому что знаешь – я захожу тебе в тыл.

– Даже если бы не хотел, все равно бы услышал.

– Может быть, Тата задумалась? – высказала предположение Полина. – Смотрела на море и думала о чем-то своем. Вот и не заметила, как приблизился… тот человек.

– Я не знаю, кем нужно быть, чтобы крепко задуматься, стоя под проливным дождем.

Дождь! Его-то Полина и не учла, а ведь он закончился не так давно. А до этого лил с разной степенью интенсивности весь вечер и всю ночь. И утру тоже досталось. Только сумасшедший сочтет такую погоду поводом для пешей прогулки – ведь речь идет не о теплом летнем дожде.

О муторном и неприкаянном осеннем.

Но разве эта сыплющаяся с неба неприкаянность могла остановить Тату? Вчера она тоже шлялась под дождем, и никаких неудобств это ей не доставило.

– …Нужно быть Татой. Она странная. Не от мира сего.

– А другие определения у тебя есть? – неожиданно спросил Шило.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну-у… Странный дом, и его хозяин тоже странный. Теперь и Тата странная.

– Что поделаешь, если странностей здесь хватает? – пожала плечами Полина.

– Тут ты права. А знаешь, какая странность главная?

– Просвети.

– Та скотина… которая напала на Тату… Она не оставила следов. Никаких. Иди-ка сюда.

Через мгновение Полина оказалась рядом со смотровой площадкой. Особо здесь не разгуляешься – всего-то метра три в длину и два в ширину. Еще около метра скрадывала мраморная скамья, идущая по всему периметру площадки. Дорожка заканчивалась прямо перед ней, и гальку сменили такие же мраморные, грязно-белые плиты. Они не были идеально ровными: кое-где в выбоинах скопилась дождевая вода. Кроме того, Полина заметила комки глины. И нечеткие отпечатки маленьких и больших подошв.