Муж встретил непутевую жену, конечно, брюзжанием. Станислав ходил за ней, выговаривая претензии, мол, она необязательная, не умеет распределяться, пофигистка и т. д. Под его нудный монолог Майя скакала по спальне, раздеваясь и одеваясь одновременно, а в голове гудело: ювелир убит, убийцы затеяли с ней некие игры, может быть, затягивают в западню. Но разве она не в западне? У них такой мощный, убийственный компромат на нее…
— Э, нет, — вернул жену в реальность Стас. — Не хочу видеть на тебе траурную черноту. Ты прошлый раз была в этом платье. На выставке.
— Какая разница?
— Хочешь, чтоб меня все куры засмеяли? Моей жене нечего надеть! Ходит в одежде, которая ее старит.
— Под курами ты имеешь в виду Аркашу и его свиту из жен и любовниц? Не боись, супружник, хуже Аркашкиных баб выглядеть трудно.
Когда настроение ни к черту, Майя не скупится на шпильки, которые помогают от налетов Стаса, обезоруживая его. Повесив черное платье, она схватила первое попавшееся из нарядных — бежевое, потому что ей действительно все равно, как она будет выглядеть. Нет, Майя женщина и наряжаться, конечно, любит, но для единственного человека — Бориса, а других не существует хотя бы по той простой причине, что забот без того много.
— А серьги? — надулся Стас. — Нарочно игнорируешь мой подарок?
Вот оно! Ой, что будет…
— Понимаешь… — начала она, он перебил:
— Ничего не хочу слышать! Мне нравятся серьги, я не налюбовался их сверканием.
— Стас, ты, как женщина, любишь цацки… Цыган не было в роду?
— Быстрее, мы опаздываем, — настаивал он.
Ничего не попишешь, придется сознаваться… частично. Майя двинула к туалетному столику, взяла шкатулку для украшений, достала сережку. И едва не разревелась от жалости к самой себе, к Стасу тоже! Майя производит впечатление сдержанной и застегнутой на все пуговицы, почему-то подавляющее большинство думает, будто она сухарь, дополнительно высушенный на сковородке, то есть двойной сухарь. Более «добрые» утверждают за спиной, что она холодная, как Северный полюс. Это заблуждение. Просто Майя умеет концентрироваться и загонять себя настоящую глубоко внутрь, открытый человек голенький перед недругами, а ими часто оказываются те, кому доверяешь, — знала это по опыту. Опять же: только с Борисом и Галиной с Ксюшей она не стесняется быть самой собой.
Подойдя к мужу, Майя раскрыла кулак, на ладони засверкала, ловя электрический свет всеми гранями и сказочной красотой, одна-единственная сережка. Тяжело признаваться, а надо:
— Не хотела тебе говорить… э… расстраивать не хотела… В общем… я не знаю, куда делась вторая серьга.
Ну и лицо у него стало! Он побагровел, тут же побледнел, губы поджал. Потом глаз задергался — еще бы! Такой сюрприз жена отчебучила — хоть стой, хоть падай. Станислав смотрел на ее ладонь и, казалось, не дышал, а Майе больше нечего ему сказать, вторую-то сережку взять негде. Если бы ювелир был жив, данной сцены можно было бы избежать, но тогда пришлось бы подделку выдавать за сокровище, стало быть, лгать — тоже не весть какой выход. Наконец Стас выдавил:
— То есть… вторую ты… ПОТЕРЯЛА?!!
Ох, как выделил он «потеряла»… Ой, жалко его! Ой, стыдно… Мужик пашет как проклятый, решил создать семейную коллекцию драгоценностей (это его пунктик), дал поносить, а жена… жена неблагодарное чудовище!
— Прости… — сказала Майя, тронув беднягу за руку.
Стас отдернул руку и отошел от нее, он явно подавлял гнев:
— Ну, даешь!.. Ты в своем уме?! Ты хоть помнишь, сколько стоит одна (!) сережка, — поднял он указательный палец, — которую ты посеяла! Это же не стекляшки! У людей квартиры столько стоят! Я купил их полтора года назад, держал в сейфе до нашего пятнадцатилетия, а сейчас они стоят… Больше, черт возьми, больше, чем я заплатил! А ты теряешь… зла не хватает!
В этом он весь: купить подарок полтора года назад и держать в сейфе! Настала минута, когда Майя отбрасывает щепетильность и заступается за саму себя:
— Не кричи! Я сколько раз тебе говорила, что не могу носить на себе кучу денег? Боюсь потерять, боюсь, что с меня незаметно снимут или вырвут вместе с ушами… Ты же в курсе, что я рассеянная! Сам носи свои миллионы! Мне и бижутерия сойдет.
Да, лучшая защита — нападение, это аксиома. А противно… Но человек, сроднившийся с ложью, примиряется и с внутренним дискомфортом, а то и попросту гасит его, оправдывая себя, иначе действительно можно сойти с ума. Тем временем Станислав, хватаясь за голову и меряя шагами спальню, сокрушался:
— Боже мой! Потерять такую вещь… О-о-о! Я тебе поражаюсь: ты не ценишь ни мой труд, ни мою заботу, ни деньги! У тебя нет вкуса к жизни! Тебе все равно, что нас окружает, какого качества. Просишь тебя поехать выбрать диван — тебе это на фиг не нужно. Скучно ей! Обустраивать родное гнездо — скучно.
Разве он не прав? Но здесь ей ничего не принадлежит, кроме сыновей, почему-то Майя чувствует себя чужой в его доме, где постоянно приходится лгать. Потому богатым подаркам не радовалась, придумала: мол, я не люблю, я боюсь носить… На самом деле не могла принимать щедрые дары за измену и ложь. Ситуация препаршивая, гадкая.