One for My Baby, или За мою любимую

Только сейчас Хироко начинает по-настоящему «вырубаться». Я вижу ее опухшие от бессонной ночи глаза за стеклами очков. Но перед расставанием она еще хочет вручить мне несколько привезенных подарков. Две пары палочек для еды, одна побольше (для мужчин) и одна поменьше (для женщин). Видимо, тридцать лет феминизма пока еще не коснулись японской промышленности, выпускающей палочки. Затем Хироко передает мне набор для употребления саке — две маленькие чашечки и кувшинчик, а еще пузырек дорогого одеколона, который она приобрела в магазине дьюти-фри.

— Спасибо тебе за все эти очаровательные подарки, — заявляю я. Есть в поведении Хироко нечто формальное, из-за чего я тоже начинаю церемониться. — Я всегда буду относиться к ним трепетно.

Она восхищенно улыбается.

— Пожалуйста, — отвечает девушка, чуть заметно кивая.

И я тут же испытываю укор совести за то, что даже не тосковал во время ее отсутствия.

Затем мы перемещаемся вместе с ее чемоданами на Фрит-стрит в бар «Италия», чтобы пропустить по стаканчику перед сном. И здесь я встречаю своего собственного отца.

Поначалу кажется, что у меня начались галлюцинации. И все потому, что мой старик разоделся точно так же, как Джон Траволта в фильме «Лихорадка субботним вечером». На нем белоснежный костюм-тройка, причем брюки сильно расклешены, черная рубашка, галстук отсутствует. Наряд дополняют ботинки на высоких каблуках. В любом другом городе его давно бы арестовали и забрали в участок за такой экстравагантный вид. Но только не здесь. В Сохо на него никто даже не глядит.

Он заходит в бар и начинает кого-то искать среди посетителей, неспешно потягивающих эспрессо и латте. Несмотря на вечернее время и зиму, отец изрядно вспотел в своем забавном костюме в стиле диско. Проходит какое-то время, и он замечает меня.

— Элфи!

— Познакомься, это Хироко.

Он дружелюбно жмет ей руку.

— Я разыскиваю Лену, — поясняет отец. — Мы ходили в клуб на Ковент-Гарден.

— Там, очевидно, был вечер, посвященный музыке семидесятых.

— Откуда тебе это известно? — удивляется он, но тут же соображает: — Ах, ну конечно! Моя одежда…

Я понимаю, что в присутствии Хироко не следует вести себя слишком уж враждебно по отношению к собственному папаше.

— Но ее здесь нет, — говорю я. — Неужели вы расстались?

— Мы поссорились. — Он ерошит себе волосы. В таком возрасте, и все еще весьма привлекателен. Вот ведь старая бестия! — Впрочем, ничего серьезного. Так, из-за пустяка.

— Что же произошло?

— Во всем виновата музыка. Она звучала по всему клубу. Ди-джей выбирал мелодии шестидесятых, перемежая их песнями восьмидесятых. Причем с такой небрежностью, как будто это то же самое. Ну а потом он поставил «Любовь нельзя торопить». — Он смотрит на Хироко и добавляет: — В исполнении «Сьюпримз».

Хироко улыбается и вежливо кивает.

— А Лена возьми и заяви: «Как же я обожаю Фила Коллинза!» — При воспоминании о подобном святотатстве отец отчаянно трясет головой. — Вот тут я взбесился и говорю: «Какой еще Фил, чтоб его, Коллинз?! Это совсем не Фил Коллинз, дорогая. Это звучит оригинал. Это Дайана Росс со своими девчонками. Это, кстати, одна из лучших записей, когда-либо сделанных за всю историю музыки». Тогда она добавила, что слышала только версию Фила Коллинза, да и какая кому разница? Подумаешь, песенка в стиле поп. Играет себе, ну и ладно. Потом мне захотелось отправиться домой, а она решила остаться еще немного. — Отец смотрит на нас так, будто пересказывает что-то ужасное и неправдоподобное. — А потом она куда-то ушла. Взяла и ушла. Но я не знаю, куда именно, потому что дома ее нет. — И отец снова начинает искать Лену среди посетителей бара «Италия». — Похоже, тут мне ее тоже не найти.

— Может, хочешь выпить чашечку кофе или чего-нибудь покрепче? — предлагаю я.

— Нет, нет, спасибо. Буду искать дальше.

Мой отец прощается с Хироко и исчезает в ночи, как самый настоящий призрак, явившийся к нам из далеких семидесятых.

После того случая в парке в наш первый день занятий к нам с Джорджем больше никто не пристает и не мешает. Даже странно. Мы приходим сюда очень рано по воскресеньям, когда парк еще по праву принадлежит существам ночи. Но они на нас никак не реагируют. Как правило, запоздалые гуляки некоторое время молча наблюдают за ним, а потом убираются восвояси.

Наверное, все дело в Джордже, в том, какие он делает движения. В нем нет никакой медлительности, неуклюжести или слабости. Напротив, мне кажется, что он постоянно излучает некую внутреннюю энергию. И пьяные тихо проходят мимо нас.

— Почему же вы все-таки изменили свое решение насчет обучения меня тайчи? — интересуюсь я.

— Я видел, как сильно тебе хочется научиться этому искусству.