One for My Baby, или За мою любимую

На одной изображена Роуз на катере, принадлежавшем ее фирме в Гонконге. На другой — она в день нашей свадьбы. Еще есть снимок, где Роуз запечатлена на вершине Виктории в день передачи Китаю земель Гонконга.

И наконец, моя любимая фотография — ее увеличенный снимок из паспорта. Роуз смотрит непосредственно в объектив, невероятно молодая, серьезная и удивительно красивая. Волосы здесь у нее длиннее, чем я видел их в реальной жизни, хотя она фотографировалась на паспорт как раз незадолго до нашей первой встречи.

Я всегда искренне считал, что Роуз — единственная, кто отлично выглядит на фотографии в паспорте.

— Это твоя подружка? — интересуется Джеки Дэй и чуть заметно улыбается. — Но в доме у твоих родителей я видела не ее.

Мне требуется напрячь память, чтобы вспомнить, о ком она говорит. Ах да, конечно же, о Ванессе.

— Там была просто знакомая. А это моя жена. Ее зовут Роуз.

— Ах, вот оно что…

Я почти ощущаю, что происходит в ее голове. И в этот момент думаю: «Почему я всякий раз должен поддерживать вот такую беседу? Неужели меня никогда не оставят в покое?»

— Вы разведены?

— Моя жена умерла, — поясняю я и, отобрав фотографию, даю ей взамен чашку растворимого кофе, после чего аккуратно ставлю снимок на прежнее место. — Мы были дайверами. Произошел несчастный случай. Она погибла.

— Драйверами? А что это?

— Дайверами. Увлекались подводным плаванием с аквалангами. Когда жили в Гонконге.

— Боже мой, какое несчастье! — вздыхает Джеки, глядя на фото Роуз. — Как же мне ее жаль… И тебя тоже.

— Благодарю за сострадание.

— Ты, наверное, очень переживал? — Она переводит взгляд с одной фотографии на другую. На лице Джеки отражается искренняя боль и сочувствие. — Сколько ей было лет? Сколько лет исполнилось твоей Роуз?

— Двадцать шесть. Почти двадцать семь.

— Бедненький! И она тоже бедняжка. Несчастная девочка. Как же мне ее жаль!

В глазах Джеки блестят слезы, а я смотрю на нее и понимаю, что не испытываю никакой благодарности за ее соболезнование. Очень трудно всерьез принимать ее слова, когда я вижу, что под кожаным пальто она разодета так, словно собирается в какой-то дешевый ресторан с намерением подцепить очередного ухажера. На ней надета легкомысленная футболка и коротенькая светлая юбчонка. Как всегда, Джеки обута в полусапожки на высоких шпильках, которые оставляют в деревянном полу крошечные вмятинки. На секунду я даже забываю, зачем мы здесь находимся. Ах да, конечно!..

— Итак, ты хочешь заниматься английской литературой.

Ее милое размалеванное личико светлеет.

— Да, если я справлюсь с этим предметом, то смогу продолжить свое образование. Я уже говорила, что у меня хорошо идет французский, и через какое-то время я обязательно буду учиться в Гринвичском университете. Потом найду себе достойную работу. И перестану наконец мыть полы в художественных галереях и школах иностранных языков на Оксфорд-стрит.

— Но почему ты выбрала именно Гринвичский университет? Это же тебе не Оксфорд и не Кембридж.

— Потому что таковы планы, — просто объясняет она. — Каждый человек должен строить планы на будущее. К тому же у меня уже есть письмо, где они подтверждают, что смогут потом принять меня на учебу, если я успешно сдам экзамены. А в школе я училась неплохо. Очень даже неплохо. Но вот потом пришлось ее бросить.

— По определенным причинам. Ты мне уже об этом рассказывала.

— Но сейчас я хочу попробовать еще раз.

— Ладно. Присаживайся, пожалуйста.

Джеки оглядывается по сторонам. Присесть некуда. Я снимаю чемодан со стула.

— Чтобы хорошо сдать экзамен по английской литературе, нужно представлять себе его содержание. А оно всегда одно и то же. — Я начинаю считать на пальцах: — Во-первых, произведение писателя-прозаика; во-вторых, произведение поэта; в-третьих, пьеса и, наконец, в-четвертых, это пьеса Шекспира. Чтобы не провалиться, нужно хорошо уметь делать две вещи. Это читать и писать.

— Читать и писать. Хорошо. Понятно. Да, тут все ясно.

— Это значит, что ты должна понимать текст произведения и уметь демонстрировать свое понимание данного текста. Вот в чем заключается суть предмета и экзамена по нему.

Я все знаю наизусть. Такую речь мне приходилось многократно произносить еще в те времена, когда я преподавал в школе фонда принцессы Дианы. Правда, до отличных оценок на экзаменах по английской литературе у моих учеников дело не доходило. Они предпочитали поскорее перебраться в технический колледж под названием жизнь.

В дверь кто-то звонит.

— Прости, — извиняюсь я.

— Ой, а это, наверное, ко мне.

— Что-что?

— Это, скорее всего, моя дочь.

Дочь? Что еще за дочь?!

Мы с Джеки выходим из квартиры и спускаемся ко входной двери дома. Снаружи я вижу неуклюжее, неповоротливое, толстенное нечто, которое, видимо, и есть ее девочка. Возраст определить практически невозможно. Она прячет лицо за сальными каштановыми волосами. Одежда на ней темная и бесформенная, составляющая полную противоположность ярким и облегающим нарядам Джеки.

— Поздоровайся с мистером Баддом, — велит Джеки Дэй.