Они были не одни

Бей не заставил повторять этого дважды; швырнул молодую женщину на траву и сдернул платок с ее лица — оно было мертвенно бледно, но еще более прекрасно. И это сильнее разожгло в нем желание. А ее голубые заплаканные глаза, в которых застыло выражение ужаса, обжигали его своим пламенем. Бледная, смертельно испуганная, с глазами, полными слез, она показалась бею еще более прекрасной. Ее набухшие груди — не прошло и пяти месяцев, как она родила дочку, — вздымались, и это еще больше распаляло бея. Он попытался овладеть ею. Молодая крестьянка, руки которой на какой-то миг оказались свободными, со всего размаху ударила бея по лицу, и он упал на землю. Пока бей, оглушенный, поднимался на ноги, она пустилась бежать во весь дух, не переставая громко звать на помощь. Она бежала сквозь чащу, как обезумевшая, волосы ее распустились, и косы бились о колени.

— В колодец ее, Мустафа, в колодец! Эта разбойница обесчестила меня! — срывающимся от бешенства голосом приказал молодой бей. Все лицо у него было залито кровью.

Верный Мустафа пустился преследовать беглянку и скоро нагнал ее.

— Разбойница! Сука! Тебе от меня не уйти!

Изнемогая от ужаса и отчаяния, она собрала последние силы и попытались вырваться из рук сеймена, но тщетно. Мустафа держал ее крепко в своих сильных руках. Затем легко поднял и взвалил себе на плечо.

— Ты говоришь, в колодец? — недоумевая, переспросил он у своего господина.

Она поняла, что ее ждет.

— Разбойники! Звери! Кровопийцы! Злодеи! Лучше в колодец, чем достаться вам в лапы! — кричала молодая женщина, извиваясь в руках сеймена.

— Она посягнула на честь бея! В колодец ее, суку! — снова распорядился бей, стараясь платком остановить кровь, которая продолжала течь из его разбитого носа.

Чтобы заглушить отчаянные крики женщины, Мустафа засунул ей в рот ее же головной платок и поволок к колодцу. Она, предчувствуя свою погибель, отчаянно сопротивлялась. Подошел бей — лицо и руки у него были в крови, — посмотрел на женщину, заскрежетал зубами и сжал кулаки.

Затем один взял ее за руки, другой — за ноги и, раскачав, швырнули её в колодец.

Послышался всплеск воды, эхом откликнувшийся в лесной чаще, и сразу же наступила тишина.

Через несколько дней по селу распространилась весть, что красивая невестка дяди Галеса, поскользнувшись, упала в колодец Разбойников и утонула. Все село оплакивало ее редкую красоту, ее молодость и приветливость, но еще больше все жалели бедную девочку, оставшуюся сиротой совсем крошкой.

Так никто и не узнал о происшедшей трагедии. А молодой бей в сопровождении Мустафы как ни в чем не бывало гордо разгуливал по селу. Он даже зашел к старику Галесу, соболезнуя ему и сыну в постигшем их горе…

Сколько лет тому назад все это произошло? Тридцать, сорок? Он и сам теперь хорошенько не помнит. Но сегодня эта маленькая оборванная девочка, с небесно-голубыми глазами, с розовыми щечками, так живо напомнила ему невестку Галеса; напомнила и страшный удар по лицу — единственный, полученный им за всю жизнь! Не было никаких сомнений: эта похожая на маленькую пери девочка — внучка той красавицы, которую он утопил.

Бей покачал головой и тяжело вздохнул. Не было у него больше верного Мустафы — мир праху его! — вместе с которым он мог бы предаться воспоминаниям.

* * *

Со страхом ожидая приезда Каплан-бея — изверга, как называли его крестьяне, — все село пришло в волнение. Старики уже с раннего утра распорядилась, как того требовал обычай, насчет угощения: пирог на меду из муки, просеянной сквозь самое мелкое сито, два бюрека[11] на сливках и масле с яйцами, три цыпленка, хорошенько зажаренных на чистом масле, пара молодых баранов, затем яйца, сыр и еще много-много всякой вкусной снеди. Все это готовилось на двух разложенных в тени шелковиц кострах. Стати и Шойле жарили на вертелах двух жирных баранов. Они-то знают толк в этом деле!.. Стоя на коленях у огня и обливаясь потом, они мешали угли и вращали над ними вертела с мясом. Ведь это готовилось угощение для самого Каплан-бея! Так в Дритасе, кроме него, угощали только главу сельских общин да окружного инспектора жандармерии. Когда здесь, под тенью шелковиц, за стол сядет бей со своими приближенными и все будут пить раки, пусть хоть вспомнят тех, кто приготовил это угощение.

Рако Ферра, доверенное лицо бея на селе, беспокойный и запыхавшийся, сновал взад и вперед. Небольшого роста, с огромной головой и длинными, как у обезьяны, руками, он всюду поспевал сунуть свою лисью морду, бросить испытующий взгляд, дать распоряжение одному, подогнать другого…

— Эй, Стати! Смотри, чтобы мясо у тебя не подгорело! А то потом греха не оберешься! Ведь это не шутка: к нам сегодня пожалуют Каплан-бей и все начальство округи.

— А ты, Шойле, мне кажется, немного пережгла лопатку. Чаще поворачивай вертел. Шашлык должен быть на славу! Да не жалей масла — смазывай как следует. Ведь для бея готовишь!

— Послушай, Нгьело! Этих веленджэ[12], что вы тут разостлали, боюсь, не хватит. Сбегай побыстрее и принеси пять-шесть веленджэ. Надо же постараться для бея и принять его как следует…