Читаем Они и я полностью

Этельберта сказала, что и она предпочитает пройтись, проехав две мили, свесив ноги, что ее очень утомило. Она бы предпочла экипаж обыкновенных размеров. Наш кучер, обратив внимание на полдневную жару, советовал нам остаться на местах. Но его совет не был принят. Робина, может быть, немного слишком чувствительна, когда вопрос касается животных. Я помню, когда мы были детьми, она ударила Дика по голове за то, что он не хотел говорит шепотом и мог таким образом разбудить кошку. Можно, конечно, доводить до крайности сострадание к животным; но это ошибка простительная, и я ее не осуждаю. Веронике позволили остаться в экипаже, так как у нее заболела нога. Эта боль у нее появляется внезапно, без всяких внешних признаков, но ее лицо выражает такое страдание, что может тронуть каменное сердце. Как видно, боль у нее началась уже с утра; но она ничего не говорила, не желая тревожить мать. Этельберта думает, что боль наследственная, так как у нее была тетка, страдавшая судорогами. Она поместила Веронику на переднем сиденье, окружив ее подушками; все остальные пошли пешком. Я не могу положительно утверждать, имеют ли лошади свои причуды, но иногда я готов этому верить. У меня однажды была лошадь, которая очень любила дразнить молодых девушек. Иначе я не могу объяснить ее причуд. Завидев, например, за четверть мили какую-нибудь разодетую барышню, весьма довольную собой, эта лошадь, когда мы приближались, оглядывала ее с ужасом и удивлением. Это было слишком очевидно, чтобы не заметить. На сто ярдов далее лошадь начинала пятиться перед ней. Я замечала, как бедная девушка краснела от досады за такое оскорбление. Очутившись впереди нее, лошадь переходила на противоположную сторону дороги, выражая желание лягаться. Обратившись назад, я мог заметить, что девушка удивленно оглядывалась, как бы спрашивая себя, в чем дело. «Что такое случилось, — спрашивала она себя, — что даже животные меня как будто боятся, принимая за пугало?»

Взбираясь на пригорок, наша пристяжная с левой стороны обратила свой взгляд на нас. Мы отстали от экипажа шагов на сто; день был жаркий и пыльный. Первая лошадь что-то шепнула своей соседке, которая тоже на нас взглянула; я угадал, что будет. Мне приходилось испытывать такие проделки. Я крикнул нашему вознице, но поздно. Лошади пустились в галоп и исчезли на повороте. Если бы на козлах сидел опытный кучер, я бы не беспокоился. Дик просил мать не пугаться, и сам быстро зашагал вперед, с быстротой пятнадцати миль в час. Я подвигался с быстротою десяти миль в час, что для человека средних лет довольно похвально, принимая во внимание одежду, стесняющую движение. Робина в нерешительности, следовать ли ей за Диком или оставаться при матери, перебегала от одного к другому. Этельберта надеялась прибыть вовремя на место крушения, чтобы принять последние распоряжения Вероники.

В таком порядке явились мы в дом миссис Сен-Леонар.

Вероника, сидя под навесом, составляла центр всего собрания; ее угощали мороженым шербетом, она скромно рассказывала о пережитом ею, побеждая все сердца. Она сообщила, что мы явимся позднее, предпочитая идти пешком. Она была обрадована, увидя меня, и сообщила, что лошади остались довольны своей прогулкой.

Я поспешил отправить Дика с добрым известием к матери. Молодой Бьют пожелал его сопровождать. Он уверял, что может раньше доставить известие; он так и сделал и ему пришлось раскаяться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Они и я

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии