— Проклятый этот свет! — согласился поэт. — Но подумайте обо мне! Моя судьба еще тяжелее вашей. Ваш дар у вас в душе. Я обязан передавать то, что меня окружает, и это — я предвижу — всегда останется темной стороной моего существования. Моя душа изнывает по красивым сторонам жизни. Небольшая доля богатства, расточаемого людьми обыкновенными, дала бы Франции великого поэта. И я думаю не об одном себе…
Художник засмеялся.
— Я не могу взлетать на вашу высоту, — сказал он. — Откровенно говоря, я имею, главным образом, в виду самого себя. Почему же не поступать так? Я даю обществу красоту; что же оно дает мне в отплату? Этот замечательный ресторан, где из отвратительной посуды ешь кушанье с душком, да конуру на чердаке, где ютишься.
После многих лет плохооплачиваемой работы я могу — подобно другим, жившим раньше меня — попасть в свое царство, иметь свою студию на Елисейских Полях, красивый дом в Нельи; но, правду сказать, промежуточный период пугает меня.
Погруженные в себя, они не заметили, что какой-то человек, сидя у соседнего столика, внимательно слушал их.
Незнакомец поднялся и, с вежливой непринужденностью извинившись за то, что, почти помимо воли, вслушивался в их разговор, попросил позволения быть им чем-либо полезен. Ресторан был освещен слабо, и друзья, войдя, выбрали своим местопребыванием самый темный уголок. Незнакомец оказался хорошо одет; до речам и манерам его можно было принять за человека делового; лицо его при слабом свете, падавшем сзади, оставалось в тени.
Трое друзей искоса взглянули на него, принимая его за какого-нибудь богатого, но эксцентричного покровителя искусства.
Вероятно, он познакомился с их произведениями, прочел стихи поэта в каком-нибудь небольшом журнале, наткнулся на какой-нибудь этюд художника, посещая лавку какого-нибудь перекупщика в Сент-Антуанском предместье, поразился красотою ноктюрна в
Молодые люди очистили ему место, смотря на него со смесью любопытства и надежды. Незнакомец предупредительно заказал подать вина и предложил сигары из своего портсигара.
Уже первые его слова принесли друзьям радость:
— Прежде чем идти дальше, — сказал незнакомец, улыбаясь, — я с удовольствием сообщу вам, что все вы станете знаменитостями.
Вино оказало действие на их непривычные головы. Сигары незнакомца были необыкновенно ароматны. Казалось самой естественной вещью в мире, что незнакомец может предсказывать будущее.
— Вы приобретете и славу и богатство, — продолжал приятный незнакомец. — Все приятные веши станут вам доступны: поклонение, почет, каждение общества, духовные и материальные наслаждения, очаровательная обстановка, избранные друзья, всевозможная роскошь и удобства, — весь мир для вас будет ареной наслаждений.
Грязные стены ресторанчика, казалось, расплывались в пространстве пред глазами молодых людей.
Они зрели себя богами, гуляющими по садам, олицетворяющим их мечты.
— Но, увы, — продолжал незнакомец, и при первых звуках его изменившегося голоса видение исчезло, грязные стены появились снова, — все это требует времени. Все вы трое уже перейдете за зрелый возраст, прежде чем начнете пожинать справедливую награду за свою работу и таланты. А тем временем, — симпатичный незнакомец пожал плечами, — будет старая история: гении будут проводить молодость в борьбе с равнодушием, насмешкой, завистью; тяжелая обстановка вместе с нищетой и однообразием жизни будет давить их дух.
Будут еще зимние ночи, когда вы будете бродить по улицам иззябшие, голодные, одинокие; повторятся летние дни, когда вы будете прятаться по углам, стыдясь своего потертого платья; узнаете холодные утренние сумерки, при которых будете наблюдать за страданиями любимых людей, не имея возможности, из-за своей бедности, облегчить их мучения.
Незнакомец замолк, пока старый слуга наполнял опустевшие стаканы.
Трое друзей стали молча отхлебывать.
— Я предлагаю, — сказал незнакомец с приятным смешком, — миновать обычный период испытания, перескочить через промежуточные годы и сразу достигнуть нашего настоящего назначения.
Незнакомец, откинувшись на спинку стула, смотрел на троих друзей с улыбкой, которую они скорее чувствовали, чем видели. И что-то в нем — они не могли определить, что именно — заставляло думать, что для него все возможно.
— Это очень просто, — уверял он их. — Заснуть на некоторое время и забыть, и года окажутся лежащими позади вас. Ну, что же, господа, согласны вы?
Вопрос, казалось, вряд ли требовал ответа. Сразу оставить позади себя долгую, тяжелую борьбу; без боя торжествовать победу! Молодые люди переглядывались. И каждый, думая о том, что получит, готов был предпочесть добычу битве.
Им показалось, что огни вдруг погасли, как будто бы вихрь перенес друзей туда, где слышались всевозможные звуки, и их окутал мрак. А затем — забвение. И опять возвращение света.