Они шли убивать. Истории женщин-террористок

В Териоки с экспрессом, шедшим в Петербург, я приехала рано утром. Кругом еще все спали, всякая новая фигура в такой ранний час могла обратить внимание. Я переждала немного в буфете за стаканом кофе и, подогнав свой приезд к поезду, приходившему из Петербурга, взяв вейку, поехала на дачу. Она находилась далеко от вокзала, ближе к взморью.

По снежной дороге вейка быстро нес меня, сани раскатывались на поворотах, и не раз я думала, что опрокинусь в снег имеете с моим скудным багажом. Навстречу попадались только школьники на лыжах, с сумками за плечами. Вот и дача. Небольшой сад, немного в стороне от главной дороги, со старыми соснами, опушенными снегом, закрывал ее от посторонних взоров. Я подъехала к садовой калиточке в глубоком и узком проулке и поднялась на крыльцо стеклянной веранды.

Постучала. Быстро вышла немолодая женщина монашеского вида, повязанная платком. Своим внешним видом она удачно имитировала прислугу; думаю, что и более опытный взгляд, чем мой, не уловил бы ничего подозрительного в ее облике. На желтоватом и изможденном лице выделялись и обращали внимание большие темные глаза, глаза человека, ушедшего в себя. Немножко согбенная, худенькая фигура, темное, старушечье платье, мягкие движения послушницы.

Это была Саша Севастьянова.

Ей не первый раз приходилось выполнять роль прислуги на конспиративной квартире. Незадолго перед Териоками, при аресте динамитной мастерской В. Штольтерфорт и Друганова в Петербурге, ей удалось благополучно уйти из квартиры, где она жила тоже в качестве прислуги.

Взяв мои вещи от вейки, Саша внесла их в комнату. Первая комната с веранды была просторная столовая, обставленная как все дачи средней руки: обеденный стол, буфет и пианино. Последнее привезено было уже жильцами. Обитатели дачи еще спали, но, услышав шум и новый голос, «барин» и «барыня» скоро вышли в столовую. «Барин» — небольшой, изящный, хрупкий Лев Иванович Зильберберг и «барыня» — Рашель Лурье. Она была очень молода, лет 20-ти, не более.

Л. И. Зильберберга я уже видела ранее. В августе 1905 года в Н. — Новгороде, во время ярмарки, происходил съезд боевиков. На одном из свиданий с «Иваном Николаевичем» я встретила и Зильберберга, но эта встреча была мимолетной.

Приезд свежего человека с «воли» временно оживил их до чрезвычайности монотонную жизнь, каковая являлась всегда уделом революционеров, живущих на строго законспирированных квартирах.

На финских дачах в те годы, вообще, проводили зиму многие петербургские семьи, и потому пребывание молодых супругов не привлекало внимания окружающих. В зиму же 1905–1906 гг. число дачников значительно возросло. В столице было неспокойно. Обыватели, напуганные октябрьскими забастовками и последующими волнениями, охотно укрывались в тихих дачных уголках.

Дача, занятая мастерской, оказалась большой и просторной, из шести комнат, с отдельной кухней через сени. Наверху имелось еще 2 или 3 комнаты — летних; низ же был оборудован по-зимнему, две первые комнаты из столовой и коридора занимали «барин» и «барыня». Следующую за ними отвели под мастерскую. В комнате напротив поместилась я, а в последней ближе к кухне, — Саша.

Хозяевам-финнам Саша объявила, что приехала из Петербурга родственница «барыни» — погостить. Сами хозяева дачи ютились в глубине двора, в отдельном флигеле. Их работник каждый день ездил в лавки к вокзалу за продуктами и привозил нам газету. Большею частью мы покупали «Русь», в то время наиболее распространенную среди широких обывательских кругов. Своих газет брать не решались, а во время разъездов в вагонах первого и второго класса прятались даже за «Новым Временем».[123]

Здесь, на конспиративной квартире, мы совместно прочитали письмо М. А. Спиридоновой о тех издевательствах, которым она была подвергнута после ареста. Письмо настолько взволновало и потрясло нас, что вслух дочитать его не нашлось сил, и мы кончали его каждый отдельно в своей комнате.

Книг для чтения почти не имели. У всех нас, как нелегальных, не было имущества, кроме необходимого для декорации; книги при переездах составляли лишний и к тому же неконспиративный груз. Обычно, впрочем, о книгах не думали: день проходил за работой, работали много и с увлечением. Подбадривали себя мыслью, чтоб решительный момент не застал кого-либо неподготовленным.

Чуть ли не в первый же день по приезде я, под руководством «Николая Ивановича» (так звали в Б. О. Зильберберга), приступила к работе.