Они штурмовали Зимний

Следующий зал был также освещен: свет пробивался из щелки чуть приоткрытых дверей.

Опасаясь засады, Проняков шепотом передал: «Приготовить гранаты», — и, подойдя на цыпочках к дверям, рывком распахнул их.

И здесь все увидели мчавшуюся на них конницу.

Солдат в рваной шинелишке, шедший впереди Кокорева, мгновенно метнулся в сторону и, видимо, забыв, что он находится в здании, по-петушиному закричал:

— Спасайсь, братцы!.. Кавалерия!

Этот панический крик так подействовал, что многие, не разобрав, в чем дело, ринулись назад.

— Стой... Стой! — требовал Андрей Проняков.

Но бегущих невозможно было остановить. У раскрытых дверей остались лишь рабочие Выборгской стороны и Василий с Дементием. Они поняли, что это огромное зеркало отражает висевшую на стене картину. Художник с таким искусством написал

масляными красками скачущих во весь опор всадников, что люди и лошади казались живыми.

— Вот ведь черти неотесанные! Выдали себя и нас! — злился моряк. — Картины испугались.

И, как бы в подтверждение его слов, послышались выстрелы. Солдаты, выбежавшие на лестничную площадку, наткнулись на юнкеров. Там завязалась свалка.

— Стойте в темноте, — посоветовал Андрей. — Я посмотрю, нет ли другого выхода.

Он прошел в зал и, найдя за портьерами дверь, приоткрыл одну створку, но тут же захлопнул ее и бегом вернулся назад.

— Офицеры, — сказал он. — Если сюда кинутся, стойте спокойно, а потом — рвите напролом.

Большое зеркало, занимавшее простенок, отразило появившихся офицеров. Их было человек десять. Они шли с оголенными саблями.

Красногвардейцы, стоявшие в темноте, притаились., сжимая в руках винтовки.

Офицеры, увидев, что в соседней комнате темно, остановились у дверей, не решаясь идти дальше.

— Надо включить свет, — сказал один из них.

И в этот момент моряк, державший винтовку наперевес, с криком «полундра!» ринулся на столпившихся офицеров. За ним устремились путиловцы.

Разбросав золотопогонников, путиловцы проскочили в дверь за портьерой, пересекли две комнаты, попали в длинный коридор со многими дверями, а из него — на узкую лестницу.

Андрей Проняков, бежавший впереди, видимо, свернул куда-то раньше. Он вдруг исчез.

— Пойдем искать его, — предложил Дементий, утирая кровь с виска.

— Что у тебя? — обеспокоился Василий. — Чепуха, кожу содрал.

— Где же мы его найдем? Слышишь, — шпоры звенят? Это за нами гонятся.

— Может, здесь схлестнемся с ними?

— Нам не справиться… много их, — сказал Василий. — Спускайся вниз.

Чтобы не греметь сапогами по лестнице, пути-ловцы съехали вниз по перилам.

Попав в темный подвал, они прижались в угол и стали вслушиваться в топот ног и голоса преследователей. Звон шпор приближался.

— Посмотри, нет ли какого хода.

Василий зажег спичку. Слева оказалась широкая дверь. Ее, видимо, кто-то взломал, потому что пробой был вырван.

— Давай сюда.

В большом подвальном помещении пахло вином и сыростью. Вдоль стен виднелись какие-то бочки и ящики. А далеко впереди тускло светилась лампочка.

— Винный склад, — определил Кокорев. — Если здесь спрячемся, не скоро найдут.

Неожиданно из-за какого-то закоулка вышли в полосу света два юнкера, нагруженные бутылками в серебристой обертке. Заметно покачиваясь, они стали удаляться.

— Вино воруют, — догадался Дементий. — Там, наверное, другой выход есть. Идем, может, найдем лазейку на улицу.

***

Услышав стрельбу из пушек, министры Временного правительства, сидевшие в Малахитовом зале, перешли во внутренние покои дворца. Вдруг до них донесся тревожный шум. Он приближался. Слышались крики и выстрелы в коридорах.

Неожиданно на верхней галерее Фельдмаршальского зала появился моряк. Решив, что он попал в засаду, Проняков отцепил от ремня гранату и, размахнувшись ею, крикнул:

— Полундра!

Юнкера, стоявшие в охране, врассыпную метнулись в стороны и попадали на пол.

Граната стукнулась в стенку, откатилась в угол и разорвалась, обволакивая все дымом.

Взрывом контужен был часовой, а министры отделались лишь испугом.

— Как попал сюда матрос? — допытывались они. — Изловить мерзавца и расстрелять!

Вскоре открыли огонь пушки Петропавловской крепости. Один из снарядов влетел в окно, но не разорвался. Во дворце началась паника. Юнкера гасили свет, а ударницы женского батальона заметались по коридорам и вестибюлю.

— Прекратите стрелять! — истерически требовали они. — Мы выходим сдаваться.

Офицеры не стали их удерживать.

На площади появились с белыми платками в руках плачущие «ударницы». Красногвардейцы прекратили стрельбу и пропустили их за свои цепи. За ротой «ударниц» увязалось несколько десятков юнкеров и прапорщиков, побросавших оружие. Но баррикады продолжали угрожать пулеметами.

Катя подошла к двум прапорщикам, которых обыскивали солдаты, и в упор спросила:

— Скажите, что ваши сделали с рабочими, прорвавшимися в Зимний?

— Ничего, их только разоружили, — поспешил заверить ее молодой прапорщик. — Расстреляли немногих.

Катя больше ни о чем не спрашивала. Не желая, чтобы ее слезы заметил кто-нибудь, она отвернулась и, ничего не видя перед собой, отошла во мглу под аркой.