Они сошлись, как лёд и пламень... (СИ)

– На Играх вы так хорошо относились друг к другу, что даже смогли выжить вдвоём, отказавшись убивать в финале. А на интервью вы так мило шептались, я думала – это любовь, – закончила Прим, – Почему вы так охладели друг к другу?

– Какая любовь, утёнок? Он же из второго…

– Ну и что? Не все люди там злые роботы, которые способны только убивать, он же тебе приносил оружие, потом еду, а потом вообще не дал тебе свалиться к псам, – уверенным голосом произнесла сестрёнка.

– Да, не все, – сказала я, вспоминая Габи, надо будет ей как-нибудь позвонить, – Просто у него тяжёлый характер.

– Он был профи? – я киваю, – то есть он из Академии?

– Ну, наверное, мне это зачем знать? – не понимала к чему клонит Прим.

– А затем, что ты всегда сюда прибегаешь, когда вы ссоритесь и ждёшь…

– Прим, перестань. Мама услышит, – резко перебила её, чтобы лишний раз не расстраивать маму. Да, она до сих пор уверенна, что у нас с Катоном конфетно-букетный период.

– В следующий раз не прибегай сюда, а постарайся его отвлечь.

– И как же мне это сделать? Я не смогу дать ему по морде, – начала объяснять утёнку её неправоту.

– Вот и твоя ошибка. Вместо того, чтобы по морде дать, лучше бы успокоила его, а потом приласкала. Глядишь, и сближаться начали бы…

– Да, что ты такое говоришь? – не понимала я сестру и уже начинала злиться.

– А ты представь, как ему сейчас тяжело: он далеко от семьи, и как любой человек хочет спокойствия и тепла…

***

Не думала, что сестра сможет подать хорошую идею. В конце концов, она права: Катон тоже обычный человек. Вот только я не думала, что её теорию придётся проверять прямо этим же вечером…

Зайдя в дом, я увидела в гостиной Катона, который быстрыми шагами направился в мою сторону. У него было покрасневшее лицо, на лбу вздулась венка, а его самого просто трясло. Я уже выучила это состояние, и по-хорошему, нужно было срочно делать ноги.

– Уйди, Китнисс. Я за себя… Сейчас… Не ручаюсь… – пугающим шёпотом и с паузами сказал Катон.

Стараясь не выдавать свой страх, чтобы не сделать ещё хуже, я протянула свою руку к лицу. Катон непонимающе посмотрел, когда я начала поглаживать его щёку, но не пытался отстраниться.

– Что ты делаешь? – громко дыша выговорил Катон, по-прежнему не отталкивая меня.

– Отвлекаю тебя, – спокойно произнесла я, прежде чем взяла парня за руку и подвела к дивану.

Я села, облокотившись на спинку, и выпрямила ноги, а Катон прилёг, опустив свою голову мне на колени, всё также продолжая шумно и быстро дышать. Не зная, что делать дальше, я одной рукой взяла его ледяную руку, переплетая с ним пальцы, а другой рукой начала поглаживать его по голове, перебирая между пальцами светлые прядки. Минут через десять он перестал так шумно дышать, а ещё через десять мягко отстранился от меня и, чуть сжав мою ладонь, отпустил её и молча ушёл к себе в комнату.

Так и повелось. Теперь, если у Катона случались приступы гнева, то я не убегала из дома, оставляя его одного всё крушить, а оставалась рядом с ним, укладывая парня либо на диван, либо на кровать, прижимала к себе и молча гладила по голове. Как выяснилось, это наиболее безобидный и эффективный способ успокоить его.

Вот и сейчас, Уильямса что-то разозлило, я уже даже перестала спрашивать причины такого поведения, понимая, что этим сделаю всё хуже. Я стояла в коридоре, когда он вышел ко мне из гостиной, на лбу, как всегда набухшая венка, и неконтролируемо дёргающаяся в нервном тике нижняя губа. Но глаза… В них нет ярости. Голубые льдинки сейчас отражают только отчаяние и умоляюще на меня смотрят. Я без колебаний, подхожу к парню, привычно беру за руку, чтобы отвести к кровати, но Уильямс, облокотившись об стену, просто оседает на пол, а я за ним. Ещё никогда мне не доводилось видеть его в таком состоянии. Похоже, Катона вывел из себя телефонный звонок. Вот только что нужно было сказать такого собеседнику, что некогда безжалостный соперник, сейчас лежит у меня на ногах безвольной куклой, то сжимая, то разжимая кулаки.

Вот так и получилось, что сейчас я сидела и держала его голову прямо на полу. Катону не лучше, он почти весь на нём лежит. Обычно ему хватало от десяти до тридцати минут успокоиться, потом он благодарно кивал и обнимал меня, и молча уходил к себе в комнату.

Его дыхание уже давно стало тихим, но проходит тридцать, сорок, пятьдесят минут, а он всё не уходит. Находись мы сейчас на диване или кровати, я бы осторожно подложила ему под голову подушку, а потом, накрыв пледом, оставила бы одного. Но, сидя на полу, я не смогу встать, не разбудив Катона. Сейчас я не понимаю, чего боюсь больше: разбудить Уильямса и снова натолкнуться на гнев или того, что нам возможно придётся провести всю ночь на полу? Надеюсь, в какой-то момент Катону надоест так валяться, и он уйдёт, предварительно накрыв меня пледом. Это будет лучшем выходом из данной ситуации.

***