Но Омар продолжал меня уговаривать. Ребенку нужна свобода, как он сказал. Я предложила, что, может, мне тогда стоит остаться дома, но Омар покачал головой.
– Надо ехать, я обещал познакомить тебя со всеми.
– Я переживаю за Брахима, мы же дома всегда брали его с собой! Ты же сам говорил – все делаем вместе. Тогда ты ему об этом и скажешь, – настаивала я.
– Поехали, он и не заметит, что нас дома нет. – Омар твердым шагом направился к выходу. – Папа нам говорил, что мужчины должны быть самостоятельными.
– Но ведь он еще ребенок, – тихо сказала я.
Омар обернулся и посмотрел на меня таким взглядом, которого я у него никогда не видела.
– Ты много мне противоречишь в последнее время, – без шуток сказал он.
От неожиданности я на секунду впала в ступор. Затем медленно двинулась за мужем, постоянно оглядываясь назад.
Выходя, мы встретили маму Омара и попросили ее присмотреть за Брахимом.
Вернулись мы через три часа. Наверное, самые долгие три часа в моей жизни. Я думала, друзья Омара придут со своими женами или подругами, но я оказалась единственной женщиной в их компании. Мужчины смотрели на меня искоса, одни с пренебрежением, другие так, что от их взгляда хотелось отмыться. Со мной поздоровались на английском, однако вскоре перешли на арабский. Омар хвастал мной, но мне было неприятно. Словно я не родственная душа, которую он искал и наконец-то нашел, а невероятно выгодная покупка.
Отбросив попытки влиться в разговор, я стала с интересом оглядываться вокруг. С одной стороны виднелись горы и Голубиные скалы, а с другой – удивительно синее море. Под пальмами на скамейках сидели туристы и местные жители, всюду сновали велосипедисты, бегали дети, и я с грустью вспомнила про Брахима. Также я заметила много рыбаков – вооружившись длинными удилищами, они ловили рыбу прямо с набережной. Вскоре поднялся ветер, людей поубавилось, а я плотнее закуталась в шерстяной кардиган. Когда мы отправились домой, я выдохнула с облегчением.
Брахим и правда не заметил нашего отсутствия. Бабушка развлекала его, как могла. Она привлекла к помощи сестер Омара, вытащила на стол побольше сладостей. Темноволосый Брахим в окружении всех этих женщин выглядел, будто сердцевина красочного цветка.
Я присела ближе к Брахиму и поцеловала его.
– Спасибо вам, – сказала я Дахме на арабском.
Та кивнула, а Сабика ободряюще мне улыбнулась.
Омар, зайдя в дом, даже не подошел к Брахиму. Когда пришли остальные члены семьи, он принялся вдохновенно рассказывать всем о встрече, то громко смеялся, то делал лицо более серьезным. Родственники активно включались в диалог.
С одной стороны, мне было радостно видеть мужа таким взволнованным и довольным, а с другой стороны, эта обстановка меня угнетала. Омар говорил на арабском, переводить для меня он не стал, наверное, посчитав, что я же все равно присутствовала при описываемых событиях. Поэтому я сидела со своими мыслями наедине.
Сабика, увидев, что я взгрустнула, спохватилась и начала мне переводить весь разговор на английский. Сабика приветливо всем улыбалась, говорила быстро, но разборчиво, я смогла хоть как-то включиться в разговор, и вечер преобразился.
Теперь, если нам надо было куда-то отправиться, Омар настаивал, чтобы Брахим оставался дома. При этом он не разрешает мне остаться с сыном, хотя, честно говоря, я бы предпочла побыть с Брахимом наедине, чем ездить по гостям, где на меня смотрят как на диковинную зверушку.
В России мы всюду брали сына с собой. Просто потому, что он не был нам в тягость. Брахим спокойный мальчик, не капризничает, не шалит при других, понимает, как себя вести. Если здесь я хотя бы могу изъясняться на английском, то у Брахима нет такой возможности. От того мне так тяжело всякий раз, когда он остается здесь без нас.
Пару раз Брахим спрашивал Омара, почему тот с ним больше не играет, не берет его с нами в гости и на прогулки. Омар пытался ему объяснить, что теперь Брахим большой мальчик, ему стоит больше времени проводить без мамы с папой, иначе он не сможет вырасти самостоятельным. Тем более, сказал Омар, именно здесь родной дом Брахима, здесь он никогда не останется один.
Я слушала это, пытаясь унять желание вступить в спор. В России Омар отказывался оставлять Брахима с моими родителями, хотя они такие же бабушка и дедушка для нашего ребенка, как Дахма и Амир. Но тогда он объяснял это тем, что не хочет расставаться с сыном. Что ж, похоже, внутренние установки Омара изменились.
Когда мы оставляли Брахима, в его глазах явно читался страх. Мое сердце разрывалось, но перечить Омару я не смела, понимая, что так мы опять поссоримся. Я ненавидела себя за слабоволие. Словно я превращалась в Дахму, которая во всем беспрекословно поддерживала мужа, даже если сама считала иначе. В первую встречу она казалась мне гораздо более волевой женщиной. Но и я сама себе когда-то такой казалась.