Они стучат дважды (СИ)

Андрей дёрнулся — голоса показались ему знакомыми. Настолько знакомым, что кожа покрылась маленькими пупырышками, из центра каждой из которых поднялись волоски, сердце быстро забилось о рёбра, а лёгкие на секунду забыли, как нужно дышать и что вообще делать с набранным воздухом. Андрей замер, прислушиваясь к тихо шуршащему между пальцев времени. Он смог разлепить глаза — не так быстро, как хотелось бы — и обзору мешали набежавшие за несколько часов жирные слезы. Веки хрустели, царапались о рассыпавшийся под ними песок и грозили захлопнуться. Единственным, что продолжало удерживать Андрея в сознании, было любопытство.

Ведь когда еще услышишь разговор Марьяны и Стаса?

— Сколько они ещё будут ошиваться в моей квартире? — прошипела Марьяна, и что-то надрывно скрипнуло. Скорее всего стол на кухне.

— Если все пойдёт хорошо… — Вознесенский замолчал, невнятно промычал и шаркнул ножками стула по полу, — мы сможем закончить все уже завтра. И я помню о твоей награде. Марьяна, да? — ехидно протянул он, наверняка глядя на ведьму невинным взглядом своих больших глаз.

Марьяна ответила не сразу. Андрей напряжённо вслушивался, пока воздух не прорезало резко-тихое раздражённое:

— Да.

Раздался низкий грудной смех — от него захотелось тут же вжаться в стену и слиться с ней. Стас смеялся долго и надрывно, иногда его голос срывался, но Вознесенский тут же брал себя под контроль. Он смеялся долго и с каждой секундой воздух вокруг Андрея становился все более густым — Морозов чувствовал, как он оседает у него в носу чесночным запахом, стягивает кожу сухой трескающейся корочкой и оставляет горящие чешущиеся дорожки.

Пока все резко не прекратилось. Тишина наступила слишком резко, отвесила Андрею пощёчину и растворилась в мечущихся мыслях.

— Так вот. — Вознесенский скрипнул снова стулом. — Я хорошо помню наш уговор. Твоя помощь в обмен на свободу.

— Хорошо, тогда, — Марьяна хлопнула в ладоши, — какой у нас план?

— У нас? — Вознесенский прозвучал даже как-то обиженно. Неожиданно для того Стаса, с которым Андрей уже успел познакомиться.

— Давай без театральностей. Я помогаю тебе, а значит наш план общий. Мы вроде как в стране победившего коммунизма. Так что в случае неудачи — головы полетят с каждого из нас.

— Только мне голова для существования не нужна.

— Действительно. — Марьяна язвительно цокнула языком. Наверняка так же сделал и проверяющий, когда оценил звукопроницаемость стен в этом доме. — Ты в принципе и сейчас без неё прекрасно обходишься.

— Следи за языком, Марьяна.

Стас замолчал. Часы негромко щёлкали секундной стрелкой, а за стеной что-то неожиданно ударилось в неё, заставив Андрея подскочить от испуга и заозираться. Шея подозрительно хрустнула. За стеной раздалось еще несколько ударов и детские крики, поглотившие голос Вознесенского. Как бы Андрей ни вслушивался, он намного лучше слышал жителей соседней квартиры, чем сидящего на кухне Стаса, чьи слова растворялись в гомоне детского смеха и крепких словечках, которых они наверняка набрались от родителей. Андрей не разобрал ни единого слова Вознесенского. Что не могло не расстраивать.

Дети замолчали минут через пять. Ещё несколько раз ударились об стену и с топотом стада африканских слонов унеслись в другую комнату, наконец оставив Андрея в благодатной тишине.

— Должен тебя расстроить. — Голос Стаса неожиданно раздался прямо над ухом у Андрея. — Нас подслушивают. Не люблю рассказывать свои планы раньше времени. С вашего позволения — пойду проветрюсь. Он твой. Подготовь его.

Горячее лицо Стаса было настолько близко от Андрея, что он чувствовал его дыхание на своей коже. Обычно в романах это могло привести к чему-то большему, но сейчас Морозову хотелось больше никогда в жизни не видеть чеснок. Казалось, этот запах пропитал собой каждый сантиметр этой квартиры.

И кажется источником этого запаха был Вознесенский.

Стас стоял рядом с Андреем. Морозов не видел его: только чувствовал на себе взгляд. Он боялся пошевелится, и единственным, на что его хватило, — сглотнуть набежавшую в рот слюну. Но и это не помогло: горло пересохло, словно Андрей уже две недели не пил ни капли воды, а горький комок пришлось силой проталкивать вниз. Негромкий смешок — и Стас присел перед Андреем. Вознесенский смотрел на него не моргая. Бледные, как кожа, губы стянулись в тонкую обескровленную полоску. Серые глаза пульсировали взбухшими багровыми сосудами. Он ухмылялся. Облачённые в тёмную кожу перчаток пальцы схватили Андрея за подбородок, поднимая лицо и вертя его из стороны в сторону, как будто Морозов был рабом на продажу.

Впрочем, этого тоже нельзя было отрицать.

— Идеально.

Вознесенский резко отпустил подбородок Андрея — тот отпрянул, с силой врезавшись спиной в стену. Стоящий рядом шкаф покачнулся. Одна из маленьких статуэток кошки задрожала и рухнула вниз, разлетаясь осколками по полу. Бра на стене зазвенело хрусталём. Половицы скрипнули, когда Стас отошёл от Андрея, а через несколько мгновений за ним с грохотом захлопнулась металлическая входная дверь.

— И снова привет, красавчик.