Они уходят

Я пытался собрать разрозненные мысли в одну кучу. Никогда прежде не замечал я за Алей особого религиозного рвения. Кажется, она иногда посещала церковь, и в нашей спальне даже висел крест, но она никогда не пыталась завести разговор со мной об этом. Впрочем, а о чем вообще она со мной говорила?.. Я уронил голову на руки: я знал куда больше о соседях, нежели о собственной жене.

За окном раздался грохот, и я вздрогнул, осознав, что сижу в темноте с так и не вынутыми из ушей наушниками. Небо располосовали молнии, и грохот повторился. Я подошел к окну и распахнул его настежь: дождь расходился постепенно, но уже через пару минут он хлестал по моим вытянутым ему навстречу рукам вопреки всем прогнозам о сухой и ясной погоде. Я простоял так несколько минут, пока в дом не впорхнула Бета, охнув при виде столь нелепой картины. Я опустил голову, горько усмехнулся и закрыл окно.

– Я купила лазанью! – радостно прощебетала Бета, укутывая меня полотенцем и обнимая за плечи. – Ты, наверное, смертельно проголодался.

– Не то слово, солнышко. Забыл, когда в последнее время обо мне кто-либо заботился, кроме меня самого.

– Ну так давай за стол, все будет готово через несколько минут.

Я потянулся к плееру, чтобы убрать его в шкаф и завтра снова все прослушать и как следует обдумать, как вдруг меня осенило, что на обратной стороне кассеты может тоже быть что-то записано. Я скользнул в ванную и перевернул кассету.

– Запись номер 312, – зазвучал монотонный голос Оранты. – Алиана.

– Слушай, может, хватит? Ты каждую неделю изводишь на меня тонны пленки. Чего ты пытаешься добиться? – снова послышалась усталая речь Али.

– Я помогу тебе, девочка моя. Я обязательно тебя спасу, вот увидишь.

На этом запись обрывалась.

«Так вот оно что, – лихорадочно соображал я, – таких записей у Оранты должен быть целый склад, а она кинула мне всего одну. Ей придется предоставить их мне, либо я пойду в суд с новыми свидетельскими показаниями», – и я второпях умылся и вышел на кухню.

Бета в последние дни стала особенно хороша. То ли подействовала на нее внезапная смерть Али, разрубившая, наконец, гордиев узел нашего любовного треугольника, то ли необходимость заботиться о потерявшем почву под ногами мне превратила ее из девочки-любовницы в прекрасную взрослую женщину, потенциальную жену и мать. Ее черты обрели отсутствующую прежде мягкость, голубые глаза излучали свет, она даже стала все более задумчиво выслушивать мои просьбы уйти из Центра милосердия, прежде воспринимавшиеся ею неизменно в штыки. Приличия ради мы должны были выждать пару месяцев перед тем, как пожениться, но Бета уже перевезла все свои вещи ко мне. Именно тогда я вдруг осознал, что пункт о сожжении всего имущества Али в ее завещании был весьма кстати – жена словно догадывалась заранее, что я не стану носить по ней длительный траур, а немедленно приведу в дом другую. И эти мысли корежили меня день ото дня – она знала обо мне все, могла предугадать каждый мой шаг, но к себе в душу разрешала вход лишь Оранте.

Я поднял трубку и набрал ее номер.

– Да, – послышался сонный голос.

– Простите, если разбудил, однако, я хотел бы поговорить с Вами о той записи, которую Вы мне передали.

– Что такое? – Оранта зевнула.

– Насколько я понял, таких записей у Вас осталось немало. Могу я с ними ознакомиться?

– С чего вдруг такой вывод? – насторожилась она.

– На обороте пленке Аля явственно говорит, что Вы постоянно записывали Ваши с ней беседы. Вы отдадите мне их либо по-хорошему, либо об их существовании узнает суд.

В трубке повисло тягостное молчание, затем Оранта откашлялась и равнодушно произнесла:

– Вы можете что угодно говорить суду, но все остальные записи давно уничтожены.

– Не думаю, что у Вас хватило духу это сделать. И не хватит и в дальнейшем. Любой обыск докажет мою правоту.

– Ну тогда до встречи в суде, мистер Тругор, – рявкнула она и бросила трубку.

Я почувствовал, что задел ее за живое. Она и вправду не могла позволить себе избавиться от последней памяти о подруге. Кроме того, судя по услышанному, этими беседами она преследовала еще какие-то неизвестные мне цели. Я понимал, что даже если суд и обратит внимание на предоставленную мной запись, решение о выдаче ордера на обыск может затянуться, дав, таким образом, возможность Оранте перепрятать записи. Я должен был действовать прямо сейчас – за ночь она вряд ли успеет перенести кипы пленок в более надежное место.

Я поставил будильник на пять утра, поцеловал уже задремавшую Бету и лег.

Глава 9