Они устали

– Отощал весь. Тоже, поди, по бабам бегал, да?

Не обращая внимания на строгие слова, он молча съел, и снова уставился на нее вопросительно.

– Что смотришь? Уйди, больше не дам.

Переминаясь на мягких лапах, кот тянул носом воздух, а потом проворно вспрыгнул ей на колени.

– Пошел ты в каку! Шустрый какой! – возмущенно воскликнула Рая и сбросила его на пол.

– А мы своего кота в деревню отправили… – вздохнула Ксюша. – Он у нас культурный до ужаса. Серет строго на бабушкиной кровати.

3.

Хрустит снег под ногами. В темноте все молча идут к проходной после смены. Вышли под свет фонаря и сразу увидели:

– Эй! Александр Петрович, а ты чего весь грязный? Где падал?

Наклонившись, Бреус зачерпнул из сугроба горсть снега. Потом вытер платком руки и сказал укоризненно:

– А воспитанные люди делают вид, что не замечают такие вещи… – он теплыми руками помял холодные уши. – Вчера в баню ходил. Шапку потерял.

– Я и гляжу, чего это ты в шляпе?

Неожиданно поскользнувшись, Бреус стал падать на спину. Его сзади подхватили сразу несколько рук и поставили на ноги. Повернувшись, он двумя пальцами приподнял шляпу и хмуро поклонился:

– Благодарю вас.

– Шагай аккуратно, дядя Саня! А то сейчас последнюю шляпу потеряешь.

– Александр Петрович! – громко раздался из темноты насмешливый женский голос. – Ты чего в шляпе? Жарко?

– Раечка! Это я с мужем твоим поменялся… – отворачиваясь от ветра, откликнулся он. – Я ему шапку подарил, он мне ключи от вашей квартиры отдал.

– А у нас там брать нечего. Ни денег, ни выпить нечего.

– Я знаю, я пожалел сто раз, что согласился. Главное, он меня сам предупреждал: «У меня, говорит, в квартире ничего нет. Одна жена, и та старая…»

Когда они позже случайно оказались одни в стороне от всех, она выговаривала ему с укором:

– Шляпа от первой жены осталась? Это она заботилась, чтобы ты всегда хорошо выглядел. Модные вещи тебе покупала. А новой жене чего надо? Только чтобы деньги приносил? Ходишь, как кот помойный. Прости меня, Саша, но какой ты все-таки… У меня просто нет слов. Я все понимаю, тяжело тебе. Но такую женщину променял на черт знает что.

Зима. Холод. Ночь. Горят огни завода. Над толпой поднимается пар. За стеклянными дверями проходной выстроилась охрана. В томительном ожидании все тихо разговаривают:

– Ты к Новому году готовишься? Подарок жене купил?

– Не хера морду баловать. Какие сейчас могут быть подарки? Это раньше не достать было. А сейчас подарки на любом углу, были бы дрожжи.

– Этого дурачка с высокой зоны совсем не видно последнее время. Он зимой поспокойнее, да? Не так дуркует.

– Вчера только по цеху пробегал. Язык всем показывал.

– Да? Может, потепление было?

В черном небе ярко светит полная Луна. На ней видны темные пятна морей и океанов. Очертания мифического лунного зайца.

– Ох, и напирают сзади! – ворчит сверху мужской голос.

– Холодно, вот и жмемся! – игриво отвечают внизу женщины.

Все с нетерпением смотрят на электронные часы. Ждут контрольное время.

– Двери открывайте, а то сломаем! – заранее предупреждают охрану из толпы.

– Возьмешь себе. Нужна дверь на даче? – сердито ворчит охранник.

– Такая не нужна. Здесь дверь больше, чем моя дача.

На табло сменились зеленые цифры. Охранники отодвинули засовы и поспешно отошли в сторону. Во все распахнувшиеся двери вломилась толпа. Толкаясь, перескакивают через турникеты и бегут к автобусам занимать сидячие места. Качая головой, прижатый к стене охранник привычно изумился:

– Эх, и дурдом!

* * *

У него раздутое лицо, которое похоже на маску. Лишь моргают маленькие заплывшие глаза и шевелятся губы. Гладко уложены белые волосы. Он сидит прямо и неподвижно. Его руки лежат на столе, он прячет изуродованную левую кисть, на которой отсутствуют пальцы.

– Сегодня, в этот необыкновенно важный для меня день, хочу сказать чуть больше личных слов, чем говорю обычно. Я хочу попросить у вас прощения.

Он едва сдерживает подступившие слезы, когда дрогнувшим голосом произносит:

– Я никогда этого не говорил, сегодня мне важно вам это сказать. Боль каждого из вас отзывалась болью во мне, в моем сердце. Бессонные ночи, мучительные переживания. Что надо сделать, чтобы людям хотя бы чуточку, хотя бы немного жилось легче и лучше? Не было у меня более важной задачи.

Хлопок вылетевшей пробки. Из зеленой бутылки побежала пена. Торжественный бой часов и звон хрустальных бокалов. За окном взрываются петарды, раздаются радостные крики, в небе рассыпаются огни салюта.

Сидя за праздничным столом, Люба чистит апельсин и раздраженно говорит:

– Ладно, успокойся со своим Ельциным. Чего ты возмущаешься? Я тоже ни одному его слову не верю, но и что дальше? Он у тебя прощение за все попросил.

– И что? Он больше ничего не должен?

– А что тебе еще? Он теперь обычный пенсионер. Он тебе сам сказал: «Я устал, я ухожу». Встал и ушел. Что тебе еще надо?

– Раньше надо было… – тихо проворчал он.

– Ох! – кисло скривилась Люба, сплевывая в ладонь косточки. – Ты прямо, как этот… Не он, так другой. Ты думаешь, при другом тебе лучше жилось бы? Простой человек как был… Ты думаешь, этот лучше будет?