Они. Воспоминания о родителях

В “Облаке в штанах” (1915) слова бросаются на поэта, словно “голая проститутка из горящего публичного дома”, двенадцатый час “упал, как с плахи голова казненного”, мысли поэта мечтают “на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на засаленной кушетке”. Возможно, самый радикальный новатор в истории русской поэзии, Маяковский нападал на священную иерархию русского стиха, сдирал с него традиционную шелуху и наполнял его осколками частушек, поговорок, каламбуров, рекламы и случайных рифм. Просодию он также использовал революционно, предпочитая тонический стих силлабо-тоническому, и зачастую располагал строчки лесенкой, чтобы обозначить, где чтецу надо набрать в грудь воздуху. В стихотворении “Разговор с фининспектором о поэзии” Маяковский пишет:

Строчка —
фитиль.
Строка додымит,
взрывается строчка, —
и город
на воздух
строфой летит.
<…>
Класс
гласит
из слова из нашего,
а мы,
пролетарии,
двигатели пера.

Все эти новшества, наряду со стремлением поэта к гигантизму, привели к возникновению советского ораторского искусства, словно предназначенного для огромных аудиторий и просторных залов – в годы революции так обычно выглядели культурные мероприятия в России. Однако существовало как бы два Маяковских. В патриотических одах поэт бурно восторгается переворотом общества и гордится новым советским режимом. А в лирической поэзии– “жалующейся… горделивой… безмерно обреченной… почти зовущей на помощь”, как писал Пастернак, основные мотивы – это неразделенная любовь, одиночество, саморазрушение. “Я одинок, как последний глаз //У идущего к слепым человека”, “А сердце рвется к выстрелу, а горло бредит бритвою”. Корни этого отчаяния и одиночества кроются, как и у многих поэтов, в тяготах детства.

Младший из трех детей, Владимир Владимирович Маяковский родился в 1893 году в западной Грузии, в небольшом селе Багдади. Его отец, обедневший русский дворянин, служил лесничим. В 1901 году семья переехала в город, чтобы Володя мог пойти в гимназию. Вспыльчивый, беспокойный, мрачный мальчик с детства выказывал любовь к книгам и преждевременный интерес к политике. Когда случилась первая русская революция 1905 года, он, двенадцатилетний, воровал у отца ружья и отдавал местным революционерам. На следующий год отец его поранил палец булавкой, когда скалывал бумаги, и умер от заражения крови. Володя с матерью и двумя старшими сестрами, Людмилой и Ольгой, переехал в Москву. Семья едва сводила концы с концами, и именно там, в классической гимназии, Маяковский начал сотрудничать с русской социал-демократической партией трудящихся, чье радикальное крыло называли большевистским. К четырнадцати годам он был полноправным членом партии, а nom de guerre[29] его было – “товарищ Константин”. В пятнадцать лет он принял участие в организации побега из женской тюрьмы группы заключенных и на год попал за решетку, где читал Шекспира, Байрона, Толстого и писал первые стихи.

В 1915 году Маяковскому было двадцать два года. Громогласный молодой человек водил дружбу с Борисом Пастернаком и другими выдающимися поэтами, а также Максимом Горьким. (Говорили, что Горького так тронула поэма “Облако в штанах”, что он рыдал у Маяковского на плече.) К тому времени Маяковский уже влюбился в женщину, которая дольше других будет его музой, – Лилю Юрьевну Брик, урожденную Каган. Дочь преуспевающего еврейского юриста, хорошенькая и образованная, любительница плотских утех, Лиля была одержима главной идеей русских интеллигенток – войти в историю в качестве музы великого поэта. В двадцать лет тщеславная рыжеволосая красавица вышла замуж за Осипа Брика, образованного сына богатого купца, ярого марксиста. Супруги решили любить друг друга “в духе Чернышевского”, проповедовавшего открытые браки. Осип Брик жил в самом сердце богемного мира, принимал у себя художников, поэтов, архитекторов, знал, что все вокруг хотят его жену, и, как и обещал, спокойно воспринимал ее измены. Услышав о её связи со знаменитым молодым поэтом Владимиром Маяковским, он ответил, что такому, конечно, отказать нельзя.