Оня (СИ)

В десятом классе у Наташи уже был друг, старше ее на два года, который окончил нашу школу и осенью собирался в армию. В институт он поступать не хотел, не понимая, что может дать высшее образование такому уверенному в себе, сильному парню как он, у которого вся жизнь впереди. Первая "юношеская любовь" Наташи окончилась, как это обычно бывает, через полгода. Парень ушел в армию, а девушка, расставшись со своей девственностью, осталась доучиваться в школе. Если бы Наташа была такой же девчонкой, как и все, то, наверное, она начала бы сначала тосковать по любимому, а затем нашла бы утешение в объятиях какого-нибудь спортсмена-авторитета. Но она была девушкой не только красивой, но и умной, и целеустремленной. Первая любовь показала ей насколько все люди разные и что просто секс не может соединять людей на длительное время, давая лишь повод к совместной жизни, а основное, что накрепко соединяет мужчину и женщину, это схожий взгляд на жизнь и ее перспективы. Это как ехать в поезде и смотреть в одно окно и обсуждать увиденное. Вам нравится делиться впечатлениями, интересно слушать друг друга, вы понимаете, о чем говорите, и ваши мнения во многом совпадают. Но когда один смотрит в окно направо, а другой налево, потому что интересы у них разные, то и разговора не может быть, им нечего обсуждать. Так она объяснила свое понимание счастливой семейной жизни, когда мы как-то раз возвращались на электричке с института. После этого разговора я понял, что мы с ней смотрим "в одно окно поезда". Я это слишком хорошо понимал - мои родители всегда ругались и кричали. Отец постоянно уезжал на рыбалку на Волгу, а мать сидела и ждала его. Когда он возвращался, она накидывалась на него с упреками. Он кричал в ответ, и она уходила на кухню, где кончиком застиранного фартука стирала с нестарого еще лица обидные слезы одиночества. Отец подавлял мать, заставляя подчиняться своей прихоти. Она страдала, но не уходила, видимо не зная, как можно жить иначе. Наблюдая все это, я с отрочества подсознательно стремился к такому же доминированию как отец. Женщина в моем понимании всегда должна была слушаться и подчиняться. И первых двух своих девушек я пытался подавить, что у меня неплохо получилось. Но как только я их подчинял своей воле, то тут же терял к ним интерес. Вопрос даже не столько в получении секса, сколько в полном контроле над человеком. Послушные, несамостоятельные девушки вызывали у меня противоречивые чувства: с одной стороны, мне это нравилось, с другой, мне претила эта их некоторая привязчивость и покорность. Временами я ощущал себя юннатом, который приручил щенка, и теперь должен постоянно за ним следить и ухаживать. А когда щеночек подрастет, то превратится в какую-нибудь некрасивую суку, которая будет везде неотступно следовать за мной и преданно смотреть в глаза. И когда мне представлялось, что вот она, или она, будет со мной жить, а я буду должен ее любить, или даже просто с ней о чем-то разговаривать, то мне становилось нестерпимо грустно и безысходно. Видимо, не осознавая того, я искал женщину самостоятельную, сильную, с которой мне было бы интересно и комфортно, которую не надо время от времени отталкивать от себя, чтобы побыть одному. Наташа оказалась именно такой женщиной. Ее независимость и целеустремленность нравились мне. По началу эти качества не цепляли до такой степени, чтобы Наташа сделалась для меня единственным желанным объектом. Она была интересной, но одной из многих красивых девчонок. Со временем наши поездки в институт и обратно сблизили нас настолько, что я незаметно для себя влюбился. Первый раз в жизни я полюбил. Я и сейчас ее люблю, но до сих пор не уверен любила ли она меня тогда, и не знаю любит ли она меня сейчас.

Когда у вас внутри кувыркаются подзадоривающие, зудящие, нашёптывающие бесы, что вы делаете с ними: разговариваете, спорите, слушаете, опровергаете, проклинаете, соглашаетесь, подчиняетесь, боретесь? Я своих бесов слушал. Не сказать, что прислушивался, но зависть и неуверенность в себе с готовностью отзывались на их зов. Каждый человек на свете знает, что такое личные бесы и как тяжело их загнать в стойло, если вы дали им волю. Все люди выглядят примерно одинаково, и достаточно сложно сказать, что у них в голове. А в голове, как раз, бывает много такого, что лучше и не знать никому. И ходим мы с этим дьявольским балом в голове, ловко маскируясь и обманывая других, а часто и себя, что не желаем зла ближним, не завидуем и не боимся, но только злые слова иногда выдают нас.