Может быть, и паспорт она забыла здесь неслучайно. Если уж были у нее такие желания, в которых она созналась. А почему нет? Шансов стать моим секретарем у нее нет. Значит, есть только шанс стать любовницей. Отдаться на столе в офисе? Лучший шанс вскружить голову мужчине, а потом платить ему телом в обмен на подарки.
Такая будет сосать в пробке и отдаваться между совещаниями по щелчку пальцев.
Но мне такая не нужна.
Я боялся сломать ее и потом вышвырнуть из своей жизни. Но прикасаться к ней теперь, значит, впускать в жизнь мерзость и продажную любовь. Я, конечно, не думал об этом вчера, когда дрочил на ее видео. Мной управляли другие инстинкты. Но я предельно четко понимаю это теперь, когда она извивается подо мной, якобы желая одного — чтобы мой член оказался в ней.
Нет, детка. Ты наркотик. Это ясно с самого начала. И я не дам развиться этой зависимости.
В этой мысли есть огромная доля сожаления, горечи и яда. Я уже пригрел в офисе ту, которой нужен был не я, а тот, кто готов платить за ее любовь. Я учусь на своих ошибках. Дважды не попадусь.
И все же я ввожу в нее сразу два пальца, и чувствую, какая она узкая, тугая, хотя и мокрая.
Но это ничего не доказывает.
По ее косе и рваным джинсам, пухлым губкам и тугой киске ни в жизни не догадаешься, чем она зарабатывает на жизнь. Видимо, просто недавно в этой каше варится.
Могу я дать ей работу и открыть двери в другую жизнь? В таком случае мне остается только надеяться, что торговля телом выветриться из ее головы. И что она не станет для меня второй Мариной.
Слишком хрупкие надежды, похожие на самообман.
Поэтому я говорю ей:
— На колени.
И с сожалением вижу, как расширяются ее серые глаза. Как в них вспыхивает обида, непонимание, десятки вопросов, которые она не произносит. А покорно спускается вниз со стола, так и оставаясь в одной штанине. Вторая тянется следом.
Она пытается опустить футболку и лифчик, но я перехватываю ее руки.
— Оставь, как есть.
Она тяжело дышит. То ли еще от оргазма, то ли от ярости. На щеках румянец.
Сидит на пятках, смотрит на меня снизу вверх. Покорности во взгляде — ноль целых, ноль десятых. Ее бы поднять, уложить животом на стол и...
Вместо этого приспускаю боксеры.
— Хочу трахнуть твой рот.
Теперь ее черед смотреть на меня. А я бы все отдал, чтобы узнать ее мысли.
Если она пришла сюда, чтобы спать со мной, то такой быстрый минет вполне вписывается в картину ее мира. Лучший путь к сердцу мужчины. Или его кошельку.
Она переводит взгляд ниже. На ставший малиновым от напряжения член. Давай же, детка. Сделай так, чтобы я мог тебя возненавидеть. Ты так умело работала рукой. Покажи же весь свой опыт.
Она глубоко вздыхает. и рывком поднимается на ноги.
Она не стоит вровень со мной, в ней куда меньше сантиметров, но сейчас она кажется даже выше, чем она есть на самом деле. Она расправляет плечи, возвращает на место лифчик, поправляя по очереди то одну, то вторую грудь.
Ее груди мне теперь не видать. Это ясно, как день.
Не сводя с меня взгляда, расправляет мятую футболку. Нагибается и натягивает вторую штанину. Заправляет футболку и застегивает пуговицу.
И говорит: — Нет.
Разворачивается, подхватывает рюкзак, ветровку, паспорт с пола и уходит.
А я остаюсь стоять с членом наголо, а на языке все еще чувствую вкус ее киски, слизанный с пальца.
Глава 9: Лера
Я не делаю минеты.
Это не прихоть и не брезгливость. Это то, что я вынесла из детства.
Вы скажите, хреновое, поди, было детство. И будете правы. Когда твой ближайший родственник пихает тебе член в рот, пока ты играешь с куклой, это действительно уже мало похоже на детство. Но еще хуже, когда ты все-таки начинаешь рассказывать об этом, давясь слезами и соплями, перебарывая заикание, а тебе не верят и называют «маленькой лгуньей».
Защиты нет. И однажды все повторяется. Только теперь даже жаловаться бесполезно.
Наверное, я одна из тех, кого, как у классика, «среда заела». Своим существованием лишь подтверждаю теорию о том, что девочки из неблагонадежных семей чаще других идут по наклонной.
Что ж, я уже рассказывала, что не сразу пришла к этой профессии. И все -таки еще долго продержалась как можно дальше от нее, но не срослось.
Бабушка — единственная, кто поверила мне. Она докопалась до сути, не стала сомневаться ни минуты и забрала меня к себе. С тех пор я не видела никого из членов моей семьи.
Похоже, хреновые каламбуры — мой конек.
Бабушка выходила меня, и благодаря ее стараниям, я не осталась заикой на всю жизнь. Поэтому бабушке я должна помочь, чего бы мне это не стоило.
С годами многое проходит. И я была с парнями, и пусть без глубокой глотки, но им хватало пальцев. Я не распространялась и не жаловалась, потому что это не то, что парень хочет услышать от девушки, когда оба уже раздеты и петтинг вот-вот превратится в секс.