Онлайн

Он смотрел на дорогу, и я была ему благодарна за то, как сильно он сдерживал свои эмоции, которые бушевали в его взгляде. Только стискивал руль так, словно от этого зависела чья-то жизнь. Я ненавидела те аханья, да оханья или слезливую жалость, к которым приводили мои рассказы. Сначала люди слушали меня, разинув рот, словно их огрели по голове чем-то тяжелым, а переварив, обрушивали на меня свою жалость, в которой нуждались они сами, но никак не я.

Я опасалась услышать то же самое от Соловьева, но его молчание затягивалось, и натянутая пружина во мне расслаблялась.

Оставалось еще кое-что, о чем он уже пытался у меня выведать, но я отказалась говорить об этом. Моя семья.

Я думала, что когда-нибудь сама смогу заговорить об этом, но на деле я каменела и теряла дар речи даже от самого безобидного вопроса. Но если бы сейчас он спросил меня о семье. Возможно, я рассказала бы ему все.

— А где твои родители?

Вопрос прозвучал как выстрел. Прямо в сердце.

— Я знаю, что ты не хотела говорить об этом.

— Нет, сейчас я в порядке.

Просто непривычно, что ты способен читать моим мысли. Или что ты так хорошо изучил меня, что точно знаешь, когда стоит надавить, а когда — отступить.

— Твои родители живы?

Мысль о том, что бабушка воспитывала сироту, не лишена логики.

— Наверное. Я не знаю, уже много лет не видела их.

— Они бросили тебя на произвол судьбы? Не следили за тобой?

Я покачала головой.

— Если на месте моих родителей, ты представляешь парочку немытых бомжей, то ты ошибаешься.

— Прости.

— Не надо извиняться, наверное, это первое, что приходит на ум. Я доверяю тебе, Макс. И хочу рассказать все, как есть.

— Спасибо.

— Мы были обеспеченной семьей: две машины, квартира, загородный дом. Регулярно ездили на море и все такое. А потом один из близких родственников предложил мне поиграть с его... хм. Членом.

Шины с визгом затормозили на светофоре. Макс вывернул руль к обочине. И заглушил мотор. Пальцы на руле подрагивали. Он смотрел в стекло водительской дверцы. Я знала, что это не отвращение ко мне. Хотя поначалу воспринимала именно так это желание собеседников отвернуться, спрятать куда-нибудь глаза, лишь бы не смотреть на меня. Другим людям даже слушать о таком было стыдно и больно. Тогда как родные мне люди не только не поверили, но и обвинили во лжи. Это было куда больнее.

Даже рассказывать об этом теперь, спустя столько лет, было проще. Может быть, мне не стоило столько лет держать это в себе.

Я не узнавала свой ровный голос, когда заговорила опять.

— С тех пор он стал регулярно. играть со мной. На смену нерешительности пришла безграничная власть, которой и так наделен каждый взрослый перед ребенком, который ему доверяет.

— Ты рассказала кому-то об этом?

— Прошло несколько лет прежде, чем я наконец-то смогла.

— И что?

— Мне не поверили. Вместо того чтобы оградить или защитить, меня, наоборот, стали еще чаще оставлять наедине с ним. Предполагалось, что это должно послужить мне уроком. После этого невразумительного признания я оказалась целиком в его власти. Не было ни единой надежды, что кто-то вмешается или не позволит ему творить это со мной. Я забросила школу, стала заикаться и думала о том, как свести счеты с жизнью. Спасла меня бабушка. Она приехала к нам столицу, чтобы обследоваться. Заметила мое состояние, смогла добиться правды и стала первой, кто поверила каждому моему слову. Тогда же она бросила все дела и увезла меня к себе, как предполагалось на время, но после с каждым месяцем ей становилось все хуже. Если бы мы не уехали так скоро, она бы обязательно прошла все назначенные ей обследования, и врачи выявили бы болезнь на начальной стадии, но когда болезнь окончательно проявила себя, для бабушки было уже слишком поздно. А я осталась одна.

Глава 24: Макс

Парень в очках с широкой оправой монотонным голосом рассказывал о нересте золотых рыбок, а я сидел на гостиничной кровати. Один в пустом номере.

Сегодня мы так и не доехали до пункта назначения. После Лериного рассказа я просто не мог ехать дальше, потому что не видел дороги перед собой. Я свернул с трассы. Ближайшим оказался курортный городишко вдали от моря, который переживал сезонный спад, впадая в унылую спячку в преддверии зимы. Летом здесь, безусловно, яблоку негде было упасть, а дешевые гостиницы способствовали бюджетному отдыху и наплыву малообеспеченных туристов. Но в конце ноября нас встретили заколоченные ставни, пустые рестораны и только две работающих на протяжении всего календарного года гостиницы.

Я ненавидел себя за ту неловкость, которая вдруг установилась между мной с Лерой с того мига, как она произнесла последнее слово. В тишине мы припарковались у гостиницы. Я чувствовал, что отвожу глаза в сторону, но не понимал, почему? Ведь больше всего на свете я хотел смотреть только на нее, а не отворачиваться.

Стрелки часов едва перевалили за полдень. Хотя по моим ощущениям, с шести утра миновала целая вечность.