Онлирия

После разговора с Эрной я ушел прямо сквозь стену — сквозь ту выложенную из дикого камня трактирную стену, по которой вились зеленые плети плюща. Когда я оказался на залитой ярким солнцем узкой чистенькой улочке немецкой деревушки, на отлогом спуске к реке, мощенном серым булыжником, передо мной возник тот господин, который в трактире пил шнапс, то и дело поглядывая на часы.

Это и был д. Неуловимый — вернее, он на этот раз внедрился ангинной рыхлотой в гортань одного немецкого пьянчужки и его голосом стал общаться со мною.

Сам же господин Крафт, пьянчужка, шел рядом по улице, слегка пошатываясь, выпучив покрасневшие глаза, ничегошеньки не соображая.

— Вот и встретились опять, — произнес он классически хриплым голосом выпивохи, чья глотка забита сгустками мокроты. — Я рад видеть тебя в новом статусе, тем более что я имел честь непосредственно содействовать его получению. Мне интересно взглянуть на тебя и, может быть, услышать какую-нибудь приятную новость или же поучительный рассказ.

— Вербовщик, отправивший солдат на войну, интересуется его дальнейшей судьбой? — ответил я, усмехаясь.

— Пусть будет так. Но разве вербовщик в чем-нибудь обманул новобранца? Я говорил, что ты воскреснешь, — ты и воскрес, не правда ли? Посоветовал тебе, чтобы ты напрасно не мучился в жизни, если она не приносила больше удовольствия тебе, — и разве был не прав? И последнее: когда я подвел тебя к краю крыши и сказал: бросься, не будет больно, — разве я обманул тебя?

— Ты прав, ни в чем ты не обманул меня. И к тебе никаких претензий нет. И вообще — о тех делах не стоит теперь говорить. Какими они получились — такими пусть и останутся. Ну и ладно. Меня это совершенно не интересует.

Тебя, я думаю, тоже…

— Признаться, да, — был ответ. — После твоего дела у меня было много других, не менее сложных.

— Я искал тебя, знаешь ли… Как ты догадываешься, наверное, я нигде не могу встретить Надю. И если это возможно, что ты имеешь сообщить мне о ней?

— Ровным счетом ничего. Роковая страсть к женщине — это моя епархия, Орфеус, не твоя. Ты — нежный музыкант, теперь — вечный житель Онлирии. Так и плавай в своих облаках, а сюда больше не возвращайся. Здесь ты никогда, нигде не встретишь Надю. Если даже из сочувствия к тебе и захотел бы я помочь — ничего бы не вышло. Я при твоей жизни сделал все, чтобы ты после смерти не смог встретиться с нею. И сделал я это слишком хорошо.

— Но почему же такая беспощадность, Крафт?

— Потому что она изменила мне. Кажется, она и на самом деле полюбила тебя, Орфеус… И теперь могу сказать только одно: ей неизвестна Онлирия, куда ты был отправлен мною. Ей известна только могила в Корее, куда отвез твое мертвое тело мой помощник.

— Этот? — Я показал пальцем на самого Крафта, бредущего рядом со мною, бормочущего себе под нос.

— Нет, — ответил он, неловко, заторможенно покачивая головой. — Другой… Я господин Шнапс, которого зовут Крафт… Ведь он настоящий людоед, этот Крафт… Растлил свою дочь, девочку двенадцати лет, и жил с нею. А когда она ушла в убежище, созданное в Плёне специально для таких девочек, этот Шнапс-Крафт спился, стал натуральным алкоголиком. И представь себе, он не хочет кончать с собой, считает, что… Впрочем, ты все об этом сам хорошо знаешь, не раз мы беседовали и с тобою на эту тему.

— Вот именно. Не будем говорить о печальных мерзостях земной жизни. Лучше скажи мне сразу — что тебе понадобилось от меня теперь?

— Представь себе, ничего. Просто я совершенно случайно увидел тебя сегодня в этом ресторане. Мне и в голову не могло прийти, что ты зайдешь туда… Но когда я увидел тебя, невольно захотелось, уж извини, немного поговорить с тобою.

— Значит, случайная встреча. Добро… Бывают, значит, случайные встречи и со своим ангелом смерти. К тому же у меня тоже имеются некоторые вопросы к тебе, так что случайность нашей встречи оказалась весьма кстати…

— Спрашивай, — пыхтя, задыхаясь и потея под жарким солнцем, отвечал Крафт.

— Ты Надю убрал таким же способом, каким и меня? — остановившись посреди улицы и придерживая за рукав Крафта, спросил я.

— Нет. — Довольный, что вышла передышка, он вынул из кармана штанов мятый платок и стал вытирать лицо.

— Но куда же она делась тогда? Ведь я сразу же, как только попал в Онлирию, вернулся назад в Геттинген. Но дом наш оказался запертым. И как ни грустно было мне, Надя в нем так и не появилась больше…

— И не могла появиться, Орфеус! Ведь после тебя я решил расстаться с нею.

Она была передана Келиму, который работает преимущественно со смертями по собственному желанию.

— Но, Крафт, какая разница между твоим делом и работой Келима? — удивился я.

— Разве у вас не одно и то же?

— Ну что ты, — снисходительно улыбнулся краснолицый Крафт. — Самоубийство и есть самоубийство. Здесь ненависть к самому существованию. А у Келима другое! Там еще много любви к жизни… Но появляется в необходимый момент Келим и преподносит орхидею. Вся тонкость тут в этой орхидее — она как печать, как подпись того, кто дал письменное согласие на свою добровольную смерть. Это, Орфеус, как официальный документ о разводе с жизнью.