Онмёдзи (ЛП)

— Итак, Хиромаса, а сегодня с каким делом ты пришел? — коротко спросил.

— А! Да! Это, я хотел попросить тебя помочь.

— Да?

— Это такая просьба, с которой только ты можешь помочь, Высший мастер Инь-Ян, — сказал Хиромаса.

Высший мастер Инь-Ян, Онмёхакасэ — так звали тех онмёдзи, которые были приписаны на службу в Ведомство Инь-Ян, Онмёрё, при дворе, и занимались астрологией, календарями и гаданием. Но среди всех гадателей и геомантов, чародеев и прочих типов онмёдзи Сэймей был белой вороной. Когда он проводил таинства искусства Инь-Ян, он никогда не шел по древнему пути. Все служащее украшением таинству он отбрасывал совершенно и действовал по-своему, но при этом в официальных случаях он мог провести и церемонию по всем правилам.

Он мог предаваться разврату с женщинами, торгующими своим телом на окраине столицы, но, неожиданно для всех, в случае какого-либо высокого собрания, мог легко и быстро сочинить стихотворение, даже китайское иероглифическое, и вызвать своим произведением восхищенные возгласы придворных.

Как облако, он ничем не был связан.

И вот, такой Сэймей и прямая душа — Хиромаса, как ни странно, друг другу подходили и оставались друзьями и собутыльниками.

— Что за просьба? — спросил Сэймей, и Хиромаса принялся рассказывать.

2

— Среди моих знакомых воинов есть Кадзивара-но Сукэюки, — отпив большой глоток саке начал Хиромаса.

— Так, — слушая, Сэймей маленькими глоточками потягивал саке.

— Сукэюки нынче будет тридцать девять лет. До недавнего времени он занимал должность в Ведомстве Архивов, а сейчас бросил все и стал бонзой.

— А чего это он подался в бонзы?

— Где-то год назад из-за болезни он потерял разом и отца, и мать. Ну и затосковал, обрил волосы…

— Хм.

— Слушай дальше. Храм, в который ушел Сукэюки, называется Мёандзи, храм Мистического покоя.

— Это тот храм, рядом с речкой Кацурагавой на западе?

— Именно. Это если пройти по Большой дороге Накамикадо дальше на запад.

— Ну и?

— Его монашеское имя — Дзюсуй. И вот, этот болван Дзюсуй решил в память о родителях копировать сутру «Хання» — «Истинная мудрость».

— Ого!

— В день по десять раз. Собрался продолжать тысячу дней.

— Силен!

— Ну и вот, с тех пор прошло уже дней сто, а этого обалдуя Дзюсуя восемь дней назад вдруг начало мучить видение.

— Видение?

— Да.

— Какое видение?

— Да как тебе сказать. Женское видение…

— Женщина, что ли?

— И очень обольстительная женщина.

— Ты видел?

— Нет, я не видел.

— Жаль.

— Сукэюки, ну этот, Дзюсуй, который, он так говорил.

— А. И ладно. Расскажи, какое это видение.

— Это, понимаешь ли, Сэймей… — Хиромаса еще раз протянув руку к чашечке и отхлебнув саке, снова заговорил:

— Ночью, — начал он рассказ.

Ночью Дзюсуй ложится спать с наступлением часа собаки, между девятью и одиннадцатью часами вечера. Спит в отдельной келье. Всегда один. Храм маленький, там нет даже и десяти монахов, их всего восемь, включая Дзюсуя.

Это не тот храм, где человек, собирающийся стать бонзой, занимается медитацией и учением. Это храм, удобный для того, чтобы придворные, воины — более или менее знатные люди — могли остановиться в нем, уйдя из дома, вместо тайного жилища, для этих целей храм и использовался.

Там нет строгих медитаций и постов, как у монахов-сектантов, и если жильцы время от времени дают храму деньги, то они не связаны уставом как монахи, и могут иногда ходить в светские места, как могут они и, подав прошение, использовать отдаленные кельи как личные комнаты.

И вот, ночью, Дзюсуй проснулся. Сначала он не понял, что уже бодрствует. Думая, что все еще спит, открыл глаза и вглядывался в синюю тьму потолка.

— Почему же я проснулся? — Он повернул голову вбок. На выходящих в сад сёдзи — деревянных решетчатых рамах, обтянутых тонкой белой бумагой — свет голубой луны, и падают тени от листьев клена. Такие окна с сёдзи нынче входят в моду.

Похоже, что дует легчайший ветерок, потому что тени кленовых листьев тихонечко дрожат. Лунный свет за окном ослепителен, и благодаря нему вся комната погружена в голубой полумрак. Дзюсуй подумал, что проснулся оттого, что свет луны упал ему на лицо.

— Какая сейчас луна? — заинтересовался Дзюсуй, покинул ложе и раздвинул сёдзи. Холодный ночной воздух наполнил комнату. Высунув лицо, он посмотрел вверх: на небе, виднеющемся сквозь ветви клена, висела восхитительная половинка молодой луны. Тонкие ветви деревьев дрожали.

Ему захотелось выйти наружу. Он открыл дверь и вышел в застеленный черными досками коридор, ничем не отгороженный от улицы. Залитый голубым лунным светом коридор должен был бы сиять фактурой черных досок, но он выглядит, словно хорошо отшлифованный сине-черный камень. В ночном воздухе смешивался запах трав и листьев из сада.

Дзюсуй босиком шел по холодному коридору и тут, вдруг, заметил нечто, то есть — человека. Впереди, на его пути, в коридоре сгустилась какая-то тень.

«Когда же эта тень там появилась? Когда я вышел в коридор, там точно ничего такого не было, — так подумал Дзюсуй. — Да, но, может быть, я ошибаюсь, и это было там с самого начала?» — Дзюсуй остановился.