ОНО

Это было в 1930, когда американские ВВС состояли наполовину из бипланов. В Вашингтоне Билли Митчелла осудил военный суд, разжаловав из авиаторов и предложив летать на письменном столе в офисе за надоедливое жужжание насчет модернизации ВВС, сильно раздражавшее старейшин авиации. Немногим позже ему пришлось уйти в отставку.

Таким образом, несмотря на три полосы (в том числе одну бетонированную), на базе в Дерри летали мало, а большая часть солдат оказалась техниками.

Одним из унтеров группы «Е», вернувшихся по окончании срока службы в 1937, был мой отец. Он рассказал мне следующее:

— Однажды весной 1930 — за шесть месяцев до пожара на «Черном Пятне» — я с корешами вернулся из трехдневного увольнения в Бостон.

Когда мы проходили через ворота, из окошка пропускного пункта высунулся дежурный. Сержант откуда-то с юга. Рыжие волосы. Гнилые зубы. Прыщи. Ну вылитая обезьяна, только не такой волосатый; ты понимаешь, что я имею в виду. Таких в армии во времена Депрессии было пруд пруди.

Ну так вот, возвращаемся мы, значит, вчетвером из увольнения, веселые, довольные, и видим, что эта обезьяна явно хочет нас припахать. Но мы салютуем ему, будто это сам генерал Блэк-Джек Першинг. Я-то думал, все нормально, чудесный апрельский денек, солнышко светит, и черт же меня дернул разинуть рот:

— Добрый день, сержант Уилсон, сэр, — сказал я, и он тут же подскочил ко мне.

— Кто дал тебе право раззявить пасть?

— Никто, сэр.

Он посмотрел на остальных — это были Тревор Доусон, Карл Рун и Генри Уитсун, погибший той осенью во время пожара — и заявил:

— Ты, вонючий ниггер, будешь вкалывать под моим руководством. А вы, ублюдки, если не хотите составить ему компанию и копаться в грязи до полудня, марш по казармам, и чтоб ваши задницы я нашел в койках. Ясно?

Им было ясно, и Уилсон заорал:

— Бегом марш! И чтоб духу вашего здесь не было!

Они убежали, а Уилсон повел меня в каптерку и сунул в руки лопату. Привел на поляну и с ухмылкой спросил:

— Видишь здесь окоп, ниггер?

Никакого окопа там не было, но я счел за благо согласиться и, проследив за его пальцем, сказал, что вижу. Он двинул мне по носу, свалив на землю. Придя в себя, я увидел, что моя последняя чистая форменная рубашка вся в крови.

— Его не видно, потому что один толстогубый ублюдок его засыпал, — рявкнул Уилсон. Щеки его покрылись румянцем от возбуждения. Он усмехался и был вполне доволен собой. — Твоя задача, мистер «Добрый день», — выкинуть оттуда землю. Вперед!

Я копал больше двух часов, и вскоре выкопал яму, откуда торчала лишь моя голова. Напоследок мне досталась глина, и когда я закончил, то был уже по щиколотку в воде; ботинки насквозь промокли.

— Вылезай, Хэнлон, — раздался голос Уилсона. Он курил, сидя в траве, и даже не подумал помочь мне выбраться. Я был в грязи и земле с головы до пят и в испачканной кровью форменке. Сержант неторопливо поднялся на ноги и показал на окоп.

— Что ты здесь видишь, ниггер?

— Ваш окоп, сержант Уилсон.

— Знаешь, я передумал: он мне не нужен, — сказал он. — Я не нуждаюсь в окопе, вырытом ниггером. Засыпьте его снова, рядовой Хэнлон.

Пока я засыпал окоп, солнце село; становилось прохладно. Он стоял и дожидался, пока с моей лопаты не слетит последняя горсть земли.

— Что ты теперь видишь, ниггер?

— Кучу земли, сэр, — ответил я, и он вновь ударил меня. Поверь, Майки, я был очень близок к тому, чтобы разбить ему череп лопатой. Но тогда остаток жизни я глядел бы на небо сквозь тюремную решетку. И право же, были секунды, когда я чуть было не перешагнул черту… но решил-таки оставить события идти своим чередом.

— Это не куча земли, ты, глупая грязная вонючка! — заорал он, брызгая слюной. — Это МОЙ ОКОП, и ты обязан убрать оттуда землю. Марш!

И я опять выбрасывал землю и вновь закапывал, а когда он спрашивал, зачем я закопал, я начинал все сначала… Наконец он встал над окопом, упершись в бока кулаками:

— Как работается, Хэнлон?

— Отлично, сэр, — моментально ответил я, поскольку был совершенно убежден, что останусь здесь, пока не потеряю сознание или вообще свалюсь, чтобы больше не встать. Я был готов к этому.

— Вижу, вижу, — отметил он. — Начинайте засыпать землю, рядовой Хэнлон, да поэнергичнее. Вы вот-вот заснете.

Я начал выполнять его указание, увидев краем глаза, что он ухмыляется, войдя в раж. Но тут к нам через поле подошел его приятель с фонарем и сообщил, что его ищет начальство. Мои друзья спасли меня, и я скоро оклемался, а друзья Уилсона — или те, кого он ими называл — не вмешивались.

Он отпустил меня, и на следующее утро я ожидал увидеть его фамилию в списке получивших взыскание, но не нашел. Вероятно, он объяснил лейтенанту, что пропустил поверку, потому что учил грязного ниггера копать ямы на территории базы. Возможно, он даже заслужил поощрение за это. Вот такие дела творились в группе «Е».

Отец рассказывал мне это как раз в 1958; ему стукнуло пятьдесят, а моей матери было около сорока. И я поинтересовался, зачем же он тогда остался в Дерри.