Генри приставил конец ножа к тощей шее отца. Отец немного пошевелился и снова впал в пивной сон. Генри держал нож так почти пять минут, глаза у него были далекие и задумчивые, подушечка левого большого пальца ласкала серебристую кнопку, вставленную в ручку. Голос с луны говорил с ним — он шептал, шелестел, как весенний ветер, теплый, но с холодом где-то внутри, он шуршал как бумажное гнездо, наполненное разбуженными шершнями, он подлизывался, как умелый политикан.
Все, что голос говорил, казалось Генри верным, и поэтому он нажал серебряную кнопку. Внутри ножа раздался щелк, когда вышла пружина-убийца, и шесть дюймов стали вошло в шею Батча Бауэрса. Лезвие вошло так же легко, как зубцы вилки в тушку хорошо прожаренного цыпленка. Верхний конец лезвия выскочил на другой стороне; с него капало.
Глаза Батча раскрылись. Он уставился в потолок. Челюсть отвисла. Кровь текла из уголков рта, по щекам, к мочкам ушей. Он начал булькать. Большой кровавый пузырь вылез между его вялых губ и лопнул. Одна из рук поползла к коленке Генри и конвульсивно сжала ее. Генри не противился. Потом рука упала. Булькающие звуки прекратились через мгновение. Батч Бауэрс был мертв.
Генри вытащил нож, вытер его о грязную простыню, которая закрывала тюфяк отца, и сдавил нож, пока пружинка не щелкнула. Он посмотрел на отца без особого интереса. Голос сказал ему о той работе, которую надо проделать днем, пока он стоял на коленях около Батча с ножом у его шеи. Голос все объяснил. Поэтому он пошел в другую комнату и позвонил Белчу и Виктору.
Теперь они были здесь, все трое, и хотя его яйца ужасно болели, нож в левом переднем кармане штанов как-то успокаивал. Он чувствовал, что скоро будет резня. Голос с луны сообщил ему это, когда он стоял на коленях перед отцом, и по дороге в город он не мог оторвать глаз от бледного диска-призрака в небе. Он видел, что на луне был человек — страшное, мерцающее лицо-призрак с глубокими дырами вместо глаз и гладкой ухмылкой, которая, казалось, почти достигает его скул. Оно разговаривало
всю дорогу в город.
Он убьет их всех, и тогда голоса — голоса внутри и один голос, который говорит с ним с луны — оставят его в покое. Он убьет их и затем вернется домой и сядет на заднем крыльце с отцовским японским мечом на коленях. Он выпьет один из отцовских «Рейнгольдов». Он послушает радио, но не бейсбол. Он будет слушать рок-н-ролл. Хотя Ричи не знал этого (и ему было бы наплевать, если бы знал), но в одном предмете они соглашались: рок-н-ролл — это очень даже здорово. В сарае у нас будут цыплята, в чьем сарае, в каком сарае, в моем сарае. Потом все будет хорошо: все будет клево потом, все будет отлично потом, и все, что могло бы случиться дальше, не имело значения. Голос о нем позаботится — он чувствовал это. Если ты позаботишься о Нем, Оно позаботится о тебе. Вот как все случилось в Дерри.
Но детей надо остановить, остановить скорее, остановить сегодня. Так сказал ему голос.
Генри вытащил свой новый нож из кармана, посмотрел на него, повернул и так и эдак, восхищаясь тем, как солнце скользит по хромированной поверхности. Затем Белч схватил его руку и прошипел:
— Посмотри-ка! Генри, посмотри-ка! Ну и ну!
Генри посмотрел и почувствовал, как внутри него растет четкая ясность. Квадратный участок прогалины поднимался, как по волшебству, открывая растущий слой темноты внизу. Только на какое-то мгновение он почувствовал толчок ужаса, когда ему пришло в голову, что это может быть владелец голоса… так как наверняка Оно жило где-то под городом. Потом он услышал скрип песка в шарнирах и понял. Они не смогли увидеть домика на дереве, так как его не было.
— Боже мой, мы стояли прямо над ними, — простонал Виктор, и когда голова и плечи Бена появились в квадратном люке в центре прогалины, он сделал рывок вперед. Генри ухватился за него и удержал.
— Разве мы не зацапаем их. Генри? — спросил Виктор, когда Бен поднялся на ноги.
— Мы зацапаем их, — сказал Генри, не сводя глаз с ненавистного толстяка. Еще один специалист по яйцам.