ОНО

Костлявая, покрытая кожей рука легла на плечо Генри, и он вскрикнул. Он снова уплывал в ту ватную туманность, но ужасное прикосновение Белча и кинжальная боль в животе от вскрика вернули его назад. Он посмотрел вокруг, и лицо Белча было менее чем в двух дюймах от лица Генри; он уловил его дыхание и хотел, чтобы его не было. Старина Белч на самом деле рассыпался в прах. Генри опять вспомнились помидоры, гниющие в каком-нибудь укромном уголке сарая. Его мутило.

Он вдруг вспомнил конец — конец Белча и Вика. Как что-то вылезло из темноты, когда они стояли в шахте с решеткой от канализации вверху, думая, куда идти дальше. Что-то… Генри не мог сказать что. Пока Виктор не вскрикнул: «Франкенштейн! Это Франкенштейн!» И это было оно, чудовище Франкенштейн, с болтами, свисающими с шеи, с глубоким шрамом от шва, идущим через лоб, крадущийся в туфлях, наподобие детских сандалий.

«Франкенштейн! — закричал Вик, — Фр…!» И затем голова Виктора отделилась, голова Виктора полетела по шахтному проходу, ударившись о каменную преграду на дальнем конце с влажным отвратительным звуком. Водянистые желтые глаза чудовища уставились на Генри, и Генри окаменел. Его мочевой пузырь раскрылся, и он почувствовал теплый ручеек на своих ногах.

Тварь нетвердой походкой приближалась к нему, и Белч… Белч…

— Послушай, я знаю, я убежал, — сказал Генри. — Я не должен был делать этого. Но… но…

Белч только пристально посмотрел.

— Я растерялся, — прошептал Генри, как будто оправдываясь перед Белчем, что он тоже поплатился. Это звучало слабо, вроде как сказать: Да, я знаю, ты убит, Белч, но у меня тоже кое-что припасено… Но это было ужасно… поистине ужасно. Он часами блуждал в этой вонючей тьме и, в конце концов, он стал кричать. В какой-то момент он упал — долгий с головокружением припадок, за который у него было время подумать: О, боже, через минуту я буду мертв, через минуту меня не будет, — и затем он оказался в быстротекущей воде. Под Каналом, как он предполагал. Он вышел в угасающий солнечный свет, блуждал в поисках выхода к берегу и, наконец, выбрался из Кендускеага менее чем в пятидесяти ярдах от места, где Адриан Меллон утонул двадцать семь лет назад. Он поскользнулся, упал, ударился головой и запачкался грязью. Когда он пробудился, было уже очень темно. Как-то он нашел дорогу к шоссе № 2 и доехал до дома. А там его ждали полицейские.

Но то было тогда, а это сейчас. Белч выступил против чудовища Франкенштейна, и оно содрало левую сторону его лица до скальпа — это видел Генри до своего бегства. Но теперь Белч был здесь, он на что-то показывал.

Генри увидел, что они тормозят перед деррийской гостиницей, и вдруг он все отчетливо понял. Деррийская гостиница была единственной оставшейся. В 1958 г, были «Восточная звезда» в конце Эксчейндж-стрит и «Отдых путника» на Террелт-стрит. Обе исчезли при обновлении города (Генри все знал об этом: в Джанипер-Хилл он с большим интересом читал «Дерри Ньюз»). Остались только городская гостиница и кучка маленьких мотелей на окраине.

Вот где они будут, — подумал он. — Прямо здесь. Все, кто остался. Спят в своих кроватях и видят во сне леденцы и танцы… А может быть, канализационные трубы… И я их заполучу. Одного за другим я заполучу их.

Он взял бутылку «драйвера» и снова отхлебнул. Он чувствовал, как свежая кровь стекает на колени, и сиденье под ним было липким, но от спиртного стало немного легче. Он предпочел бы хороший «бурбон», но «драйвер» был лучше, чем ничего.

— Видишь ли, — сказал он Белчу, — мне жаль, что я убежал. Я не знаю, почему я убежал. Пожалуйста… не будь сумасшедшим.

Белч заговорил один единственный раз, но этот голос не был его голосом. Голос, который исходил из гниющего рта Белча, был глубокий и сильный, пугающий. При звуке его Генри заскулил. Это был голос с луны, голос клоуна, голос, который он слышал, когда ему снились канализационные и сточные трубы, где постоянно текла вода.

— Ты, заткнись и возьми их, — сказал голос.

— Конечно, — захныкал Генри. — Конечно, о'кей, я хочу, нет проблем… Он сунул бутылку снова в бардачок. Шея у него дрожала, как и зубы. И тут он увидел бумажку там, где была бутылка. Он вытащил ее и развернул, оставив кровавые отпечатки пальцев на уголках. На бумаге четко было выведено ярко-красным цветом:

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ОТ ПЕННИВАЙЗА

Ниже аккуратно выведено большими буквами:

Билл Денбро 311

Бен Хэнском 409

Эдди Каспбрак 609

Беверли Марш 518

Ричи Тозиер 217

Их номера в гостинице. Это хорошо. Это экономило время.

— Спасибо, Бе…

Но Белча не было. Место водителя было пустым. Там лежала только бейсбольная шапочка нью-йоркских «Янкиз», смятая на козырьке. И что-то липкое на ручке коробки передач.