Оно смутно понимало, что эти дети как-то повернули Его собственные инструменты против Него, что, по совпадению (наверняка, неумышленно, наверняка, не управляемые рукой какого-то Другого), связью семи чрезвычайно впечатлительных умов Оно было поставлено перед лицом великой опасности. Любой из этих семи по отдельности был бы Его едой и питьем, и если бы им не пришлось прийти вместе, Оно, наверняка, сожрало бы их одного за другим, влекомое богатством их воображения, как лев может быть влеком к одному определенному источнику запахом зебры. Но вместе они открыли волнующий секрет, о котором даже Оно не знало: что вера имеет вторую грань. Если есть десять тысяч средневековых крестьян, которые создают вампиров верой в их реальность, может быть один — возможно, ребенок, — который будет в состоянии вообразить кол, чтобы его убить. Но кол — это только глупая деревяшка, мозг — вот молот, который вгоняет его в тело вампира.
Все-таки в конце концов Оно спаслось, ушло глубоко, и уставшие испуганные дети решили не идти за ним, когда Оно было в Своем самом уязвимом состоянии. Они решили поверить, что Оно мертво или умирает, и ушли.
Оно знало об их клятве и знало, что они вернутся, так же как лев знает, что зебра в конце концов возвратится к источнику. Оно начало строить планы, еще когда Оно засыпало. Когда Оно проснется, Оно излечится, обновится — но их детства сгорят, как семь толстых свечей. Прежняя сила их воображения будет приглушена и ослаблена. Они больше не будут воображать, что в Кендускеаге водятся пираньи или что если вы наступаете на трещину, вы, может, действительно ломаете спину вашей матери, или что если вы убиваете божью коровку, севшую на вашу рубашку, ваш дом этой ночью сгорит. Вместо этого они поверят в страхование. Вместо этого они поверят в вино за обедом — приятное, но не слишком дорогое, вроде «Поули-Фюизе» 1983 года — и позволят его заказать — официант! Вместо этого они поверят, что пауки поглощают в сорок семь раз больше их собственного веса из-за избытка желудочного сока. Вместо этого они поверят в телевидение, в Гэри Харта, бегающего, чтобы предупредить инфаркт, и отказавшегося от мяса, чтобы предотвратить рак кишечника. С течением лет их мечты уменьшатся. И когда Оно проснется, Оно позовет их назад, да, назад, потому что страх был плодовитый, его порождением был гнев, а гнев кричал об отмщении.
Оно позовет их и затем убьет их.
Только теперь, когда они подходили, страх вернулся. Они выросли, и их воображение ослабло, но не настолько, насколько считало Оно. Оно чувствовало зловещий, выводящий из себя рост их силы, когда они соединяются вместе, и Оно в первый раз задумалось, не сделало ли Оно ошибки.
Но зачем быть таким мрачным? Жребий брошен, и не все предзнаменования были плохи. Писатель наполовину спятил из-за своей жены, и это было хорошо. Писатель был самым сильным, тем, кто за годы как-то натренировал свой мозг для этой конфронтации, и когда писатель будет мертв с кишками, вывернутыми из тела, когда их драгоценный Большой Билл будет мертв, остальные быстро станут Им.
Оно хорошо поест… и затем, возможно, Оно снова уйдет глубоко. И заснет. На какое-то время.
В туннелях, 4.30
— Билл! — крикнул Ричи в трубу, отдающую эхом. Он двигался так быстро, как мог, но это не было очень быстро. Он вспомнил, что детьми они, наклонившись, шли в этой трубе, которая вела от насосной установки в Барренс. Сейчас он полз, и труба казалась невероятно узкой. Его очки продолжали спадать на кончик носа, а он продолжал водворять их на место. Он слышал позади себя Бена и Бев.
— Билл! — закричал он снова. — Эдди!
— Я здесь! — голос Эдди был еле слышен.
— Где Билл? — крикнул Ричи.
— Впереди наверху, — крикнул Эдди. Он теперь был очень близко, и Ричи скорее чувствовал, чем видел его как раз впереди. — Он не ждет!
Голова Ричи наткнулась на ногу Эдди. Через минуту голова Бев наткнулась на зад Ричи.
Слабо, отдаваясь эхом, донесся голос Билла:
— Черт тебя подери, Большой Билл! — пробормотал Ричи тихо. Очки его упали. Он выругался, нащупал их и снова водрузил на нос. Он набрал дыхание и снова закричал:
Наступил мучительный миг тишины. Казалось, никто не дышал. Все, что мог слышать Ричи, это капающую в отдалении воду; в канализации не было воды, кроме случайных старых лужиц.
И — еще тише — вернулся голос Билла:
— Жду.